Великий перелом

— Жаль, — приуныл Чигирев. — Вообще-то ты мне нужен здесь. Конечно, спецназ — вещь хорошая. Но еще больше ход войны изменится, если мы с тобой через Распутина будем влиять на назначения толковых генералов. Я не успел через него снять Ренненкампфа и предотвратить разгром Самсонова. Все произошло слишком быстро, а царь не хотел менять генералов в первые дни войны, даже под давлением Александры Федоровны и Распутина. Но теперь, после разгрома в Восточной Пруссии, он точно прислушается к нам. Впереди еще много работы. Целая война еще впереди. И здесь мне очень нужен ты, со своим знанием положения на фронтах и оценкой каждого из генералов.

— Гм, об этом я не подумал, — еще больше помрачнел Крапивин. — Конечно, можно было бы сыграть неплохую партию. Впрочем, ты знаешь, мне все равно претит распутинщина. Может, конечно, ты и смог бы продвинуть толковых генералов. А может, и нет. Может, действительно немецкая разведка взяла бы под контроль Распутина. Об этом недаром говорят в офицерской среде. Сам понимаешь, дыма без огня не бывает. Да и само присутствие Распутина при дворе ведет империю к гибели. В нашем-то мире Гришка не сильно в войне помог.

— Распутин — это наш единственный шанс повлиять на ход истории, — возразил Чигирев.

— Чего уж теперь говорить. Что сделано, то сделано. Авось не пропадем. — Крапивин любовно погладил кобуру своего пистолета. — Прости, у меня очень мало времени.

— Ну, раз так, удачи тебе. — Чигирев поднялся и обнял Крапивина.

— И тебе удачи.

Когда Крапивин ушел, в комнату вошла горничная с утренними газетами.

— Тут почту принесли, — сообщила она каким-то странным голосом.

— Хорошо, положи на стол, пожалуйста.

— Сергей Станиславович, вы слышали? Распутин застрелился.

— Что?!

Чигирев схватил одну из газет. Буквы запрыгали перед глазами: «Вчера ночью, в своей квартире на Гороховой улице из револьвера застрелился крестьянин Тобольского уезда Г.Е. Распутин. По словам очевидцев, самоубийство произошло около двух часов ночи. Сбежавшиеся на звук выстрела постояльцы квартиры посторонних людей в комнате покойного не обнаружили. Рядом с телом был найден револьвер системы „наган“, из которого и был произведен выстрел. Несмотря на то что ни один из очевидцев не видел раньше оружия у застреленного, полиция в качестве основной версии случившегося рассматривает именно самоубийство…»

Чигирев швырнул газету в дальний угол.

— Эх, Вадим, — тихо произнес он. — Воин ты невидимка. Ниндзя проклятый. Твои это штучки. Больше некому. Перед отправкой на фронт решил одним ударом все проблемы решить. Вернее, одним выстрелом. Если бы все было так просто. Ну кто тебя просил? Все мои планы теперь пошли прахом. Война началась. Повлиять на ее ход я не могу. Впереди годы экономических неурядиц, великое отступление и миллионы убитых и искалеченных. Страна не простит этого венценосцу. Она идет прямым ходом в революцию. Все. Мой последний шанс — поддержать Временное правительство. Монархию уже не спасти.

ГЛАВА 12 Поворот

— Все же я решительно не согласен с вами, Янек. — Локтаев поправил очки. — Вы видите решение всех проблем в отделении Польши. Конечно, Российская империя — тюрьма народов. Многие общественные язвы порождены именно имперскими амбициями России. Но ведь не все. Вот отделитесь вы, положим. Допустим, вам даже удастся создать демократическую по форме систему. Вроде тех, что существуют в Северо-Американских Соединенных Штатах или, положим, в Англии. Но сохранится главная причина социального неблагополучия — эксплуатация человека человеком. Знаю, что вы скажете. Эксплуатация человека государством не лучше, чем эксплуатация частным собственником. Но ведь это только в случае, если речь идет об эксплуататорском, буржуазном государстве. Я же вам говорю, что социалистическое общество никого не эксплуатирует. Оно является объединением равноправных тружеников. Да и само государство с приходом социализма должно отмереть.

— Кто это вам сказал? — фыркнул Янек.

— Ну, это же ясно как день. Это основа марксистской доктрины. Государство — это инструмент подавления трудящихся эксплуататорскими классами. Социализму оно не нужно. Те ужасы, о которых вы рассказываете мне уже без малого год, не более чем плод вашей больной фантазии. При социализме ни тирания, ни… как вы это называете, концлагеря невозможны. Что же касается религии, то я совершенно уверен, что по мере повышения грамотности народов люди сами откажутся от этого пережитка мрачных веков. Никаких гонений на церковь не будет. Я вообще не понимаю, откуда в вашем воображении взялись столь мрачные картины будущего.

— Это у вас чрезвычайно развито воображение, Василий, — возразил Янек. — С чего вы взяли, что все состоится так легко и просто? Почему вы думаете, что, как только отнимете собственность у промышленников, все проблемы решатся сами собой?