Великий перелом

Водитель же пер с какой-то жутковатой улыбкой.

Было совершенно очевидно – он испытывал удовольствие. Хотя не ясно – от самой поездки или от того, что откровенно истязал аж целого наркома. С испытателей станется. Они веселые ребята.

– Фух… – выдохнул Михаил Васильевич, когда они остановились.

– Ну как? – поинтересовался представитель фирмы BMW.

– Страшно. На самолете не так страшно, как в люльке. – нервно улыбнувшись, ответил нарком, выбираясь из нее. – Но сделать с этим можно только одно – проложить хорошие дороги.

– Я рады, что вы это понимаете, – также вежливо произнес немец.

С дорогами «дойчи» уже намучались.

Как с малыми, второстепенными, так и магистральными шоссе с твердым покрытием. Каким в те годы в Союзе были так называемые макадамы – то есть, укатанная щебенка. Неравномерность износа приводила к тому, что на таких дорогах кроме вполне очевидных колей и ям имелись еще и поперечные волны. Из-за чего местами наблюдались… кочки. Так или иначе, но на мотоцикле в люльке выше определенной скорости ехать было ОЧЕНЬ страшно.

Для исправления ситуации в прошлом 1926 году Михаил Васильевич сумел сделать одну очень важную вещь. Ввести в оборот так называемые трудовые векселя – особый вид фиатных денег для внутреннего пользования. И под них развернуть целую цепочку бизнес-проектов. Среди которых выделялись несколько строительных компаний, занявшихся возведением магистральных шоссе Союзного масштаба. По так сказать американской технологии. При которой на крепкую, добротную подушку укладывали железобетонное полотно. Заливное. С очень большим запасом прочности.

Ну и предприятия подходящие под эти цели, начали возводить. Например, цементные заводы. Точнее заводики. Гиганты «лепить» сложно и долго. Так что в наиболее удобных для логистики строящихся проектов стали «вылупляться» маленькие заводики. Одни делали цемент, вторые арматуру и так далее. Также создавались карьеры по выработке щебенки с песком, либо центры их накопления, куда их свозили баржами или железнодорожными составами…

К весне 1927 года работы пока только набирали оборот.

Но они уже велись. Чего, впрочем, этот немец знать скорее всего не мог. И таким образом выражал определенный шовинизм или национализм.

– Сколько километров от Берлина до Парижа?

– Не знаю, – как-то растерялся немец, не готовый к такому вопросу.

– Около девяти сотен километров. Это чуть больше, чем от Москвы до Ленинграда. И то, что там, на западе – расстояние между столицами великих держав – здесь – прогоны между провинциями центрами. Большую территорию дорого содержать.

– Я понимаю, – как-то заторможено ответил немец.

– Вряд ли.

– И что же заставляет вас так думать?

– Я понаблюдал за вами и пришел к выводу, что вы явно воспринимаете окружающих как людей низшего сорта. Но только до тех пор, пока не узнаете об их германском происхождении.

Представитель компании BMWпромолчал, поджав губы.

– Это заставляет менять считать вас сторонником Гитлера.

– Это преступление?

– Скорее каламбур. Смотрите сами. – улыбнулся Фрунзе и начал выдавать собеседнику «домашнюю заготовку». Нарочито провокационную, которую он слышал ни раз и ни два в прошлой жизни. И даже многократно дебатировал. Очень уж провокационной она выглядела… – Гиммлер, например, был сыном Анны Марии Гейдер, которая приходилась дочерью ювелиру Соломону Гейдеру. Неловко да? А какие у него пламенные речи! Гейдрих сын еврея, принявшего германскую фамилию для пущего удобства. Настоящая-то у него Зюс. Кто еще? Розенберг. У него тоже отец отнюдь не немец. Хотите больше? Пожалуйста. Мария Шикльгрубер, мать Адольфа Гитлера, забеременела, работая прислугой в доме Соломона Майера Ротшильда. Известного тем, что был буквально помешан на молодых и неискушенных особах. Впрочем, и приемный его отец – Алоиз – происходил из старинного чешского еврейского рода, который некогда владел богатыми серебряными рудниками.

Немец выслушал этот спич раздраженно играя желваками. При этом побледнев и покрывшись красными пятнами. Слова о происхождении лидеров партии его задели. Фундаментально. А человеком он был совсем не последним в BMW и имел вход в серьезные промышленные круги Германии. Особенно сейчас. Абы кому ведь курировать вопросы стратегического сотрудничества не доверили.

– Почему же они обвиняют евреев? – наконец спросил он, с трудом выдавив слова.

– В семье не без урода, – пожав плечами максимально добродушно улыбнулся Фрунзе. – Кому выгодно это нагнетание, думаю, очевидно. Евреи представляют очень значимую диаспору в США. А сближение Германии с США представляет угрозу и для Лондона, и для Парижа. Еще большую угрозу для них представляет сближение Берлина с Москвой. Особенно с Москвой. Этот союз очень легко может оказаться гегемоном планеты. Как на суше, так и на море. Тут и человеческий ресурс, и промышленные возможности, и научно-технический потенциал.

– Германцы со славянами слишком разные… – после большой паузы, произнес немец.