— Не знаю, я застал тебя лежащим без сознания в блевотине и соплях. Вокруг никого, лук отброшен в сторону, единственная стрела торчит из мшистой кочки. Как только я начал тебя ощупывать, проверяя, не ранен ли, ты принялся стонать и тереть глаза. Я тут же умыл тебя. Вот, собственно, и все.
— А не было ли рядом такого зверя… — Северянин попытался описать атаковавшего его акробата. Не дослушав, эливенер принялся хохотать, да так заразительно, что продолжавший хмуриться метс вскоре к нему присоединился, пока его вновь не скрутило от рвоты. Отсмеявшись и дождавшись, когда Кен умоется, седобородый сказал:
— Это был самый обычный скунс, чьи далекие потомки иной раз попадаются в саванне. Ирм мог бы тебе кое-что рассказать о них, если бы умел говорить.
— Скунс? — тупо спросил Кен, который отчаянно моргал и тряс головой, силясь унять резь и головокружение.
— Да, но переселившийся несколько тысяч лет назад в болота и подвергшийся сильному влиянию Лучей Смерти.
— Одним словом, проклятый лемут, — Кен уселся на мох, и принялся глубоко и ритмично дышать, борясь с приступами подкатывающей дурноты.
— Ну, если величать каждую новую форму жизни этим ужасным термином… — Эливенер подошел к северянину со спины, и положил свои сухие теплые ладони тому на виски. Тошнота стала медленно отступать. — Нечистому он не служит, это точно. Попадись эти, к счастью, весьма редкие существа в цепкие лапы чернокнижников, и дело светлых сил оказалось бы безнадежно проигранным. Залп пахучих желез только одного самца мог бы вывести из строя десяток киллменов на лорсах и обратить в бегство целый эскадрон хваленой кандианской кавалерии.
— Это как же так? Он что, извиняюсь, выпустил газы?
— Вроде того. Еще до наступления Смерти скунсы могли отпугивать запахом и медведей, и койотов. На них просто никто не охотился. А данный вид может обездвижить даже Ластоногого или несколько Дневных Птиц, если те наберутся глупости и спустятся пониже. Самцы вырабатывают в своих железах самое настоящее химическое оружие. Если ты заметил, скунс очень бережно расходовал свой арсенал. Ведь зачем он встал, как ты выразился, на руки? Не из озорства же. Скунс показал тебе известные всей Топи разводы на животе и ярко окрашенные железы.
Иногда случается, что какой-нибудь глупый хищник, утративший нюх, или слабый зрением, все же решается поохотиться на скунсов. Но увидев самое эффективное во Внутренней Флориде оружие, обознавшийся недотепа улепетывает во все лопатки. Редко, весьма редко самцы применяют свою артиллерию. Можешь гордиться такой честью.
Из уважения к сединам старика Кен не стал ругаться вслух. Вместо этого он выхватил саблю и принялся лупить по ветвям кустарника и пинать сапогами коряги. Это надо же, атвианского разведчика вырубила какая-то вонючая торфяная собачка, которая еще пыталась его убедить, что не стоит с ней связываться!
— Ну, мой мальчик, не стоит так сокрушаться. Я тоже в свое время пал жертвой своего любопытства, и едва не погиб. Тебя нашел старый глупый эливенер, забывший предупредить об этой форме местной жизни, а меня нашли в бессознательном состоянии Дневные Птицы. Лишь характерный запах желез скунса, разлитый вокруг, помешал крылатым бестиям полакомиться мною. Даже эти королевы топей не рискуют подолгу оставаться там, где пахнет метками скунсов.
— Ладно, достаточно об этом раскрашенном мерзавце, — сказал Кен, вкладывая саблю в ножны и поднимая из грязи свой лук. — Вы были на вашей прежней стоянке, отец?
— Да. — Эливенер перестал улыбаться, и сокрушенно покачал головой. — Билли там нет. Похоже, его предупредила Птица, которую мы видели над отрядом на севере, в самом начале нашего пути. Или же он скрытно наблюдает за нами и, не увидев Ушана, решил не рисковать. Одним словом, там пусто. Но нам не мешает осмотреть все подробнее. Мы выспимся здесь, и не спорь со мной: сюда не придет ни один хищник. А утром осмотрим лабораторию.