Великий поход

Какой-то мальчик, заметив Дадхъянча, приник к матери. Женщина обернулась, прихватив риши взглядом, и кивнула мальчугану. Ребёнок поспешил к сидевшему в одиночестве странствующему мудрецу. Впрочем, Дадхъянч пока мало походил на мудреца, хотя в его бродяжничестве никто бы не усомнился.

– Иди к нам! – крикнул мальчик, подбежав ближе. – Может быть, ты хочешь есть?

Дадхъянч неторопливо поднялся. Он хотел есть, но принял бы от людей только миску молока. Принял бы, но сам просить не стал. Просить ему не позволяло достоинство брахмана. Люди расступились, и молодому риши нашлось место у огня.

– Куда ведёт тебя твой путь? – спросила вайша, разглядев на груди странника татуированный трилистник тритсов и наливая Дадхъянчу молоко.

– К святилищу Агни.

– Два дня пути отсюда.

– Да, я знаю.

Никто больше не обращал внимания на молодого риши. Люди тихо переговаривались, не сводя глаз с огня.

– Возьми лепёшку, – сказала какая-то девушка, глядя, как Дадхъянч потягивает молоко.

– Я их не ем.

– Ты, должно быть, не знаешь, что такое голод.

– Не знаю, – подтвердил Дадхъянч, – потому что у меня есть руки и голова. А большего и не требуется, чтобы не знать, что такое голод. Кто-то из вайшей усмехнулся:

– Это когда дело касается тебя одного. А вот когда нужно кормить семью и не уродились травы, и начался падёж скотины, тут одних рук мало.

– Я же сказал, что есть ещё голова, – уточнил риши.

– Что от неё толку.

– Ну это смотря от какой.

Скотнику не очень понравился ответ молодого человека. Вайша что-то грубо буркнул себе поднос.

– Молодость всегда имеет на всё ответы, – вздохнула женщина, угостившая риши молоком.

– Да, особенно когда их давно уже растеряла зрелость, – сердито договорил Дадхъянч.

– Послушай, парень, – вступил в разговор ещё один вайша, – мы не знаем, кто ты. На твоём плече, я смотрю, вырезан трилистник, но тритсы никогда не платили злословием за добро. Может, ты шудра приблудный, создающий себе родство чужой татуировкой?

Воцарилась недобрая тишина. Дадхъянч вдруг почувствовал прилив силы. Той, что заставляет терять голову. Риши опустил взгляд на свою миску и вдруг выплеснул остатки молока в лицо обидчику.

Вайша точно ждал чего-то такого. Он вскочил и бросился на молодого наглеца. Дадхъянчу приходилось уклоняться и от более цапких когтей. Молодой тритс перевернулся через голову и, вскочив на ноги, уже держал в руке пылающую головню. Сунувшийся к нему с кулаками сходу получил огня в бороду. Вайша завопил и бросился к ручью. Все другие, обступившие нарушителя спокойствия, были уже единодушны в своей решимости наказать бродягу. Они сжимали кольцо вокруг него, потрясая кулаками и расчётливо подбираясь к Дадхъянчу поближе. Сдерживал скотников только факел, мелькающий у строптивца в руках. Он это понял. Прочитал по их взглядам. Прочитал сдержанный страх в решимости нападать. Они не ошиблись. Они вынудили Дадхъянча на безрассудство. Где-то на грани рассудка и брызнувших через край эмоций Дадхъянч споткнулся. Поняв это и ещё пытаясь предотвратить беду, кто-то крикнул:

– Убирайся отсюда!

– Убирайся прочь! – поддержали остальные, уже понимая, что лучше было бы решить всё миром. В этой ситуации.

Поздно. Дадхъянч, обезумев от какой-то шальной и необъяснимой внутренней обиды, метнул факел в сенную гущь.

Сено вспыхнуло, пошло катить огонёк. Вайшей разметало.

–Что ты наделал, там же коровы! – закричала женщина, хватая подвернувшуюся под руку посуду. – Бегите за водой! Пятясь и исступлённо наблюдая за результатом своего безрассудства, Дадхъянч добрался до своих пожитков. Он только теперь понял, что натворил. Неудавшемуся мудрецу пришлось спасаться бегством. Как трусливому шудре, стащившему чьё-то забытое старьё.

Глупые коровы, развалясь и пережёвывая травяную раскисень, смотрели ему вслед, пуская зелёные слюни.

Изучение человеческой натуры не сложилось. Дадхъянч шёл вдоль ручья и полыхал чувствами. Он не знал, кого винить в происшедшем. Себя не хотелось, но что-то слабо говорило и в пользу этих простаков.

Из молодого риши вырывалось достоинство. Свойственное возрасту и собственным представлениям о себе и о мире. Но как водится в подобных случаях, если достоинство прёт наружу – значит, дело будет провалено. С помощью какой-нибудь нелепости. Всегдашней спутницы его неумелого, нескладного показа.

– Эй! – услышал Дадхъянч за спиной. Он обернулся. Из-за ветвистого ракитника на него смотрели удивительные глаза, похожие на две грустные звезды, потерявшиеся среди людского общеподобия.

– Что это на тебя нашло? – спросила девушка, угощавшая не слишком удачливого риши лепёшкой у костра. Он вдруг подумал, что это из-за неё всё и началось. Вернее,с неё.

– Какое тебе дело!

– Так. Просто раньше ты таким не был, Дади.

Дадхъянч онемел.

– Гаури?

– Разве я так изменилась за эти пять лет?

Изменилась? – очарованно переспросил Дадхъянч. – Да тебя просто не узнать!