- Пришла? - спросил Новик неожиданно высоким, испуганным голосом, положил торопливо нож на стол, схватил трубку, дрожащими руками стал набивать ее табаком. - Чего так сразу-то... Покурить-то дай... - забормотал он.
- Говори по-нашему, великий господин, - попросила старуха и подняла голову. Лицо ее было закрыто черной кисеей.
- А, это ты, старая, - перейдя на хинди, прохрипел Иван не без некоторого облегчения и положил трубку на стол.
- А ты ждал молодую? - спросила Кангалимм, усаживаясь рядом.
- Я ждал смерть, - важно ответил Иван.
- А эти люди, которые сидят там, они тоже ее ждут?
- Тоже. Понимаешь, Кангалимм, как только я умру, они положат меня в этот ящик, он называется - гроб. Отнесут туда. Там я выкопал яму, они опустят в нее гроб, это называется - могила. Они закопают меня, а сверху поставят эту штуку, забыл, как она называется. Они будут мен хоронить! Это не то, что у вас, индусов, - в огонь и в воду.
- Они обещали тебе сделать это задаром? - удивленно спросила старуха.
- Здесь лежат деньги. - Иван похлопал ладонью по плоской подушке. - Они возьмут их потом.
Старуха покивала, ничего не говоря.
- Только я никак не умираю, - пожаловался Иван. - Послушай, Кангалимм, ты же колдунья, сделай чудо, сделай так, чтобы я умер.
- Я уже ничего не умею, великий господин, - грустно ответила она.Когда у меня болит голова, я пью американский аспирин.
- Почему?
- Потому что после вас в Индии больше нет чудес.
- Тогда, может, ты ответишь мне на один вопрос? Я тут лежу, и он почему-то не дает мне покоя. Нам с Брускиным один ваш махатма рассказывал, но недорассказал, не успел...
И вот засело как заноза, лежу и думаю, лежу и думаю... Слушай! Четыре путешественника наткнулись в джунглях на высокую стену. Она была с четырех сторон очень высокая, и не было ни дверей, ни окон...
Колдунья слушала.
- Один из них полез наверх и, представляешь, залез! Посмотрел, что внутри, обрадовался, закричал и прыгнул туда. Потом второй, потом третий, потом четвертый. И все сделали то же самое. Ты меня слышишь, Кангалимм?
Колдунь кивнула.
- Что там было, внутри?
- Атман, - ответила старуха.
- Что? - не понял Иван.
- Бхагаван.
- Не понимаю!
- Ну, тогда Аллах.
Это ты понимаешь, великий господин?
Иван понял.
- Бог, - сказал он по-русски.
- Бог, - повторила Кангалимм.
- Бо-ог...
- Иван понимающе кивал. - И никакой не Аллах и не Атман ваш! Бог, наш Бог, Отче наш... И не за стенами он в джунглях, понимаешь, что говоришь, а на небе, еси на небесех, я помню, я все помню! Не веришь, Наталья? Не веришь? Ну, слушай! Отче наш... Отче наш, иже еси на небесех...
Что это значит? - обратился он к Кангалимм по-русски.- Это значит, что на небе Он... Да святится имя Твое... Бисми-ллахи р-рахмани р-рахим, тьфу ты, это не оттуда, Колобок проклятый! Как там дальше-то, Натальюшка?.. Да будет царствие Твое... С царем я целовался, было, со Сталиным выпивал, тоже было... С Лениным... Эх, Владимир Ильич, Владимир Ильич... Да будет воля Твоя, яко на небесех и на земли...
И на земли! - воскликнул Иван требовательно и стукнул четырехпалой своей ладонью по столу.
- Я не понимаю тебя, великий господин, говори по-нашему, - встревоженно попросила Кангалимм.
- Нельзя по-вашему! Потому что это наша молитва! - Иван задумался. Как там дальше-то? Сбила, ведьма... Хлеб наш насущный!
- обрадованно воскликнул он. - Хле-еб... Хлебушко... Знаешь, что это? Роти!
- Роти? - спросила притихшая Кангалимм.
- Да, роти, только у нас он такой... Один запах чего стоит! Хоть бы корочку сейчас пососать, хоть бы понюхать. - Он сладко почмокал губами, раздув ноздри, втянул воздух и нахмурился. - Чем это пахнет? - спросил он себя. - Ладаном, что ль?.. Откуда здесь ладан-то?
И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим.
Ну я-то никому не должен, я подписку давал - я никому, ну а мне ладно...
Оставляю, оставляю, всем прощаю, всем, одной англичанке не прощаю. Не тебе, Аида, а вообще. А ты чего, Наталь, сразу-то? Как там дальше: И не введи нас во искушение. А ты чего? Но избави нас от лукавого.
Поняла теперь, Наталь? Это ты, что ль? Ты поешь, Наталья... - Иван вытянул шею, завертел головой. - Да не, мужики вроде. Ну пойте, пойте, только потише. - Иван махнул рукой. - А дальше-то что там? А дальшевсе...- Иван съежился, замер. - Перекреститься надо дальше... Да тише вы! А как креститься мне, не понимаю. Левой рукой нельзя, а на правой у меня четыре пальца. Видишь, Кангалимм, - протянул он ей правую ладонь, помоги... А то не гнутся...
Кангалимм поняла, хотя говорил он это по-русски, и с трудом свела три его пальца воедино.
- Вот и аминь, - облегченно сказал Иван, ткнул себя перстами в лоб, грудь, в правое плечо, и едва успел коснуться плеча левого, как рука его ослабла и опустилась. Иван замер, удивленно глядя перед собой широко раскрытым глазом, будто увидел Того, Кого увидеть никак не ожидал, откинулся назад и костяно стукнулся о жесть стены.
Кангалимм нащупала ладонью его лицо и опустила веко на остекленевший глаз.