Великий поток

Я провел ночь в бреду и беспамятстве возле воды. Молодые люди поставили палатку и развели костер. Они звали меня к костру, но я не откликнулся. Я лежал на песке и смотрел вверх, в звездное небо. Ночь длилась бесконечно долго. Мириады звезд кружились надо мной в гигантском Водовороте. Наконец, звезды погасли.

На рассвете ко мне подошла Европа и погладила мои волосы. Ее лицо было светлым и спокойным. Взяв меня за руку, она подвела меня к месту, где была привязана лодка — та самая лодка, на которой я приплыл к этому острову. Она отвязала лодку, и я ступил в нее, не отводя глаз от лица Европы. Я пробовал зацепиться за ее взгляд, но не смог — она смотрела на то, к чему у меня не было касательства.

Лодка, подрагивая, выбиралась из прибрежных водорослей. Наконец, она освободилась и мерно закачалась на воде. Течение сделало остальное — лодку отнесло от берега. Фигурка девочки растворилась в утреннем полумраке.

* * *

И снова я был во власти Великого Потока. Вёсел у меня не было, лодка двигалась туда, куда ее направляло течение. Я плыл с закрытыми глазами — все равно я не мог управлять своей судьбой. Я решал мысленную задачу: как выйти из Потока, из которого нельзя выйти. На какое-то время можно забыть о Потоке, так делали мы с Европой, так делают мужчины и женщины, лепясь друг к другу, прячась друг за друга. Но сейчас я был один. Поток сносил меня в темноту, в неизвестность, в смерть. Я думал: можно придумать миф, сказку, поставить оперу со счастливым исходом. Но нельзя выйти в мир целесообразности и смысла, потому что такой мир не существует.

Ушло то время, когда я верил в Добро, правящее миром. Мир — это ловушка для слепых душ, которые сами стремятся к тому, чтобы попасть в нее. Мир — это страдания, болезни и смерть, а также редкие минуты самообмана, на который так падки человеческие дети. Да, мы во власти Великого Потока, но этот Поток не властен над тем высоким, что находится в нас. И у этого высокого есть соответствие и опора там — по ту сторону всех нарисованных картинок. Что бы ни случилось с моей лодкой, куда бы ее ни занесло, где бы она ни утонула, я свободен и беспечален.

Европа, где ты?

3

Мою лодку сносило Потоком. Но Потоком сносило и весь окружающий меня мир. Моя лодка, отнесенная от берега острова Нечаянной радости, была без весел, и я не мог управлять ее движением. Я сидел на корме и смотрел на берег. Я видел, как догорало здание, в котором я жил несколько месяцев моей жизни и которое стало погребальным костром и могилой девочки Европы. В воображении вновь и вновь я оббегал дом, подбегал к заднему окну, искал запасную дверь, метался, кричал — и убеждался в тщетности моих метаний. Я звал: «Европа! Европа!» Из языков пламени и дыма на меня смотрело ее искаженное ужасом лицо, от ее крика «Не — е — е — е — е — т!!!» у меня темнело в глазах и останавливалось сердце. Я шептал: «Европа! Европа!» Я выходил из бреда и опять погружался в него.

Потом лодку закружило, и слепое течение отнесло ее в сторону. Мимо проплыло на буксире несколько тяжело нагруженных барж. Созданная ими волна вынесла меня на середину канала. Грозя столкнуться с моей лодкой и опрокинуть ее, по течению и против него, самостоятельным курсом проплывали большие и маленькие суда. Меня мучила жажда и томили бездействие и неопределенность.

Вечерняя прохлада принесла мне небольшое облегчение. Бред прекратился, но пришло понимание безнадежности моего положения. Я думал: я опять во власти Великого Потока со всеми его капризами, но этот Поток не властен над моей решимостью отвергать все его приманки и обольщения. И я знал: у этой решимости есть опора по ту сторону всех нарисованных картинок. Но что же мешает мне постичь истинную реальность и выйти из-под власти иллюзий — несовершенство мира или моя незрелость? Создаю ли я сам те миры, в которых я живу, или каждый раз я становлюсь пленником независимых от меня законов? Я заметил, что, еще не совсем освободившись от образов бреда, я уже был целиком во власти паутины моих мыслей.

Под вечер я очнулся от резкого толка — лодка ударилась о прибрежный камень. Я выпрыгнул из лодки и вытащил ее на берег. Оглядевшись, я увидел, что меня окружали грубые валуны и чахлые кусты между ними. Обстановка казалась незнакомой.

Я почувствовал сильную жажду и увидел струйку дыма, вьющуюся над пригорком. Я пошел в направлении дыма. Через какое-то время я уже подходил к двум молодым людям, разжигавшим костер на холме. Трещал хворост, в котелке бурно кипела вода, ее брызги попадали в огонь, добавляя к треску шипение.

Мое появление не вызвало у молодых людей ни удивления, ни какой-либо иной реакции. Один из них, с небольшими залысинами и живыми глазами, колдовал над котелком, засыпая в него чай и помешивая напиток деревянной палочкой. Второй, высокий с небольшой бородкой, подкидывал ветки в огонь. Когда я приблизился, они, оторвавшись от своих занятий, просто смотрели на меня. В их взгляде не было ни вопроса, ни беспокойства. Приблизившись к костру, я в нерешительности остановился.