Великий поток

Напряжений и споров в их жизни очень мало. Дело в том, что у них отсутствует азарт конкуренции и потому нет желания выдвинуться, победить и опередить других во что бы то ни стало. Но не видно ни вялости, ни апатии, просто внимание каждого направлено на вещи, не связанные с общественными привилегиями, а скорее на внутренние задачи, решаемые каждым и каждой по собственному почину.

Большинство скапендрян нигде не служит, но есть и те, кто работает на нескольких службах, потому что им этого хочется. Есть среди них домоседы, а есть бродяги и путешественники. Очень много бездомных, живущих в лесах или городских скверах, и это тоже их собственный выбор.

Живут они поодиночке, семьями или коммунами — как кому нравится. Дети живут вместе с ними и воспитываются либо в школах, либо родителями и друзьями родителей. Избежавшие школьной муштры и обезлички, они, не в пример нашим детям, жизнерадостные и доброжелательные.

Умственно и душевно больных никто не запирает в сумасшедших домах. Они живут вместе со всеми, и каждый из них сходит с ума, как хочет. Преступлений там мало, и преступников тоже не запирают, а дают им возможность попробовать жить, никому не вредя. Тех, у кого дурные наклонности не искореняются, изгоняют из общества, и это самое суровое из имеющихся наказаний».

К этим выдержкам я хочу добавить несколько наблюдений, почерпнутых мной из других источников. Вот, например: скапендряне — большие любители чтения, ценители старинных бумажных изданий. При этом у них имеется правило: меньше читать, больше думать. Газеты и всякое бульварное чтиво — детективы, истории ужасов, любовные и сентиментальные романы — на острове практически отсутствуют. Телевидения у них тоже нет. Важные вещи они узнают по радио из репродукторов, а потом собираются группами и обсуждают.

Вообще они живут по принципу: чем меньше — тем лучше. Меньше собственности — меньше забот и беспокойства. Они мало едят, мало спят, некоторые ухитряются спать стоя минут по 20–30 за ночь, но есть среди них такие, кто спит по 12 и больше часов в сутки. И так во всем остальном: если большинство как-то себя проявляет, то обязательно имеется какое-то количество людей, проявляющих себя диаметрально противоположным образом.

Окружающий мир болезненно остро воспринимает то, что происходит на Скапендре. Близлежащие страны пытаются вмешаться, образумить, призвать к порядку, посылают к ним своих наблюдателей, чиновников, медиков с их рекомендациями, прививками и другими препаратами. Скапендряне этому не препятствуют, позволяют себя изучать, вакцинировать, лечить. Они понимают причины беспокойства соседей и пытаются их успокоить.

На Скапендре нет религий — одной, доминирующей над остальными, или множества конфликтующих между собой и переманивающих друг у друга прихожан. Религиозное чувство, или переживание тайны существования, проявляет себя в многообразных формах. Излюбленным занятием скапендрян является медитация — занятие, которое захватывает скапендрян в неожиданных местах, и тогда они садятся или ложатся на землю и закрывают глаза.

4

Комиссия Попечителей отправила на остров Скапендр отряд специалистов по основным медицинским профилям: терапевтов, вирусологов, генетиков, кардиологов, психиатров, аллергологов, дерматологов и других. Среди них было особое подразделение, состоявшее из трех парамедиков. Буддистский монах Ламаджи в неизменном оранжевом балахоне с выражением блаженства, застывшем на его широкоскулом лице, был из троих самым ярким и запоминающимся. Вторым был высокий тощий канадец Роджер Фрипп, жесткий взгляд, выступающий вперед подбородок и стремительная фигура которого говорили о решимости идти в любом деле до самого конца. Я был самым флегматичным и нерешительным из всей нашей тройки. Не знаю, кто подбирал нашу маленькую группу, но замысел режиссера был очевиден: сбалансировать прямолинейность Роджера и мою нерешительность блаженной невозмутимостью нашего буддиста.

Мы приплыли на остров Скапендр ранним сентябрьским утром. Дул порывистый ветер, было сыро и неуютно. В лодке, пока нас везли, мы промокли и продрогли. Провожавший матрос высадил нас на заброшенном пляже и уплыл, тарахтя мотором, к поджидавшему его в бухте парому. За пляжем начинались пригороды главного островного города, также названного Скапендр.

Первым делом Ламаджи определил подветренную сторону за бурым забором, собрал щепки и обрывки газет и затеплил костер. Роджер набрал в чайник воды из сломанного крана. Я подвесил над огнем походный чайник и нашел в рюкзаке чайную заварку. Скоро вода закипела. Пили чай, курили, вслушивались в настроение местности. За нашими спинами накатывали волны, кричали чайки, мокрая галька скрипела под ногами. Горечь крепкого чая и едкий дым табака нас приободрили.