Великий предводитель аукасов

Немедленно в одну из бойниц этой крепости сбросили длинный ремень. Граф взял камень, завернул его в листок и привязал к концу лассо. Камень подняли. Молодой человек скрестил руки на груди и, обращаясь к окружающим, сказал:

— Сейчас получите ответ.

В это время среди аукасов возникло некоторое движение. Какой-то индеец подбежал к Антинагуэлю и шепнул ему на ухо несколько слов, видимо взволновавших его. Генерал и предводитель обменялись многозначительными взглядами. Вдруг укрепления на скале раздвинулись, точно вследствие волшебства, и показалась площадка, покрытая чилийскими солдатами, вооруженными ружьями. Немного впереди стоял Валентин и подле него неразлучный Цезарь. Не было видно только дона Тадео и индейских предводителей. Валентин стоял, опершись на ружье. Граф не хотел верить своим глазам. Он не понимал, откуда на площадке столько солдат. Но ничем не обнаружил своего удивления и, спокойно обратившись к окружавшим его, сказал с насмешливой улыбкой:

— Видите, сеньоры, я был прав, ответ не замедлил.

— Граф, — вскричал Валентин громовым голосом, — от имени ваших товарищей я уполномочен сказать, что вы отлично сделали, отвергнув постыдные предложения наших неприятелей! Нас здесь полтораста человек, и мы решили скорей умереть, чем принять эти предложения.

Число «полтораста» произвело сильное впечатление на аукасских предводителей. Тем более что они получили известие, его-то и шепнул воин на ухо Антинагуэлю, что испанским пленникам с оружием и припасами удалось бежать и соединиться с осажденными. Граф, который столь надменно говорил от имени нескольких человек, составлявших гарнизон, теперь стал еще надменнее, когда счастье улыбнулось ему.

— Это решено и подписано! — кричал Валентин предводителям. — Видите, мои товарищи все того же мнения.

— Что станет делать мой брат? — спросил Антинагуэль.

— О, — отвечал Луи, — это и так ясно: я соединюсь с моими товарищами. Но вот что, господа: к чему нам напрасно проливать кровь? Договоримся так: вы со всеми своими воинами войдете в стан и дадите мне честное слово, что не выйдете из него прежде чем пройдет три часа. В это время я уйду со всем своим отрядом, захватив оружие и припасы. Я даю слово не спускаться в равнину. Через три часа вы можете идти куда вам угодно, но не станете преследовать меня во время отступления. Согласны ли вы на эти условия?

Антинагуэль, Черный Олень и генерал стали потихоньку совещаться. Генералу вовсе не хотелось терять времени на бесполезную, по его мнению, осаду. Надо было торопиться, чтобы противники не усилились еще больше.

— Мы принимаем ваши условия, — сказал Антинагуэль. — У моего бледнолицего брата великое сердце. Он и его мозотоны могут удалиться куда угодно.

— Хорошо, — отвечал граф, с чувством пожимая руку токи, — вы храбрый воин, и я от души благодарю вас. Но у меня есть еще к вам просьба.

— Пусть мой брат говорит, и, если я смогу, я исполню его просьбу, — отвечал Антинагуэль.

— Дело вот в чем: вчера вечером вы захватили в плен нескольких испанцев — отпустите их со мною.

— Эти пленники свободны, — сказал токи с принужденной улыбкой. — Они соединились со своими братьями на скале.

Тут Луи понял, отчего гарнизон его так сильно увеличился.

— Мне остается только уйти, — отвечал он.

— Позвольте, позвольте! — вскричал сенатор, который воспользовался случаем, чтобы развязаться с генералом. — Я также был в числе пленников.

— Правда, — заметил дон Панчо, — что скажет мой брат?

— Ну, хорошо, — отвечал Антинагуэль, презрительно пожимая плечами, — пусть и этот человек уйдет.

Дон Рамон не заставил повторять этого позволения и поспешно подбежал к Луи. Молодой человек вежливо раскланялся с предводителями и весело полез на скалу, сопровождаемый доном Рамоном.

Тринадцатая глава. ГОНЕЦ

Теперь нам следует воротиться назад и рассказать, как Жоан исполнил свое поручение, а также еще кое-какие небезынтересные подробности.

Жоан был малый лет тридцати, не более, смелый, предприимчивый, не боящийся никаких опасностей, одаренный холодным и дальновидным умом. Прежде чем отправиться, он взвесил все возможности успеха и неуспеха возложенного на него поручения. Он понимал, что дело это — одно из самых трудных и только чудом он может избегнуть многочисленных капканов, расставленных врагами. Но эти трудности не только не заставили его отказаться от исполнения поручения, напротив, они возбуждали его. Он видел в этом случай посмеяться над Антинагуэлем, к которому с некоторого времени чувствовал ненависть — ведь по милости токи его едва не убили во время похищения доньи Розарио. С другой стороны, он считал долгом спасти Курумилу, столь великодушно пощадившего его жизнь.