Великий предводитель аукасов

И он ударил его в спину отравленным кинжалом и сбросил предводителя на землю, где тот умер почти мгновенно. Жоан решил прорвать кольцо, ударил лошадь коленями и пустился во всю прыть навстречу тем, которые хотели задержать его. Это было просто безумие. Один из всадников выстрелил из ружья, и пуля попала в голову лошади. Та пала, увлекая за собою Жоана. Двадцать воинов бросились и связали его по рукам и по ногам. Нечего было и думать о сопротивлении. Ему удалось, однако, спрятать кинжал, которого индейцы и не искали, полагая, что он бросил свое оружие, в то время как это было оружие убитого.

Смерть Черного Оленя, одного из самых знаменитых воинов своего народа, навела ужас на арауканцев. Один из ульменов тотчас принял на себя командование отрядом. Жоан и чилийский солдат, захваченный в схватке у брода, были отправлены в стан Антинагуэля. Токи был сильно опечален смертью Черного Оленя. Он потерял не только друга, но важного помощника свою правую руку. Переход чилийцев через Биобио навел ужас на арауканцев. Антинагуэль, чтоб пробудить в них мужество, приказал принести пленников в жертву Гекубу, злому духу. Подобное жертвоприношение все реже и реже совершается арауканцами.

Но иногда они прибегают к нему, чтобы устрашить своих врагов и показать им, что будут драться не на живот, а на смерть. Время не терпело, нужно было немедленно идти в поход. Антинагуэль приказал тотчас совершить ритуальный обряд.

На некотором расстоянии от стана главнейшие ульмены стали в кружок, в средине которого была воткнута секира токи, знак его предводительства. Были приведены пленники. Они не были связаны, но в знак презрения посажены на безухих и бесхвостых лошадей, Жоана, как главного виновника, должны были казнить последним. Сначала пусть полюбуется, какая смерть ожидает его. Но и в эту роковую минуту храбрый индеец не пал духом и не терял надежды спастись.

Пленный индеец был бравым солдатом, который знал арауканские нравы и представлял, какой род смерти ожидает его. Он решил умереть бесстрашно. Его поставили подле секиры, лицом к чилийской границе, чтобы он сильнее почувствовал горечь утраты своей родины, которой ему уж не видать больше. Ему дали в руки пучок прутьев и заостренный кол. Колом он рыл ямки и втыкал в них постепенно прутья, называя по именам убитых им арауканских воинов. Произнося каждое имя, солдат насмехался над своими врагами. На эти насмешки индейцы отвечали страшными проклятиями. Когда все прутики были воткнуты, Антинагуэль подошел к пленнику и сказал:

— Гуинка храбрый воин. Пусть он засыплет ямки землею, чтобы слава и доблести, совершенные им в продолжение жизни, были погребены здесь.

— Ладно, — отвечал солдат, — но скоро, на беду свою, вы узнаете, что в Чили много солдат похрабрее меня.

И он зарыл ямки землею. Затем токи знаком приказал ему стать подле секиры. Солдат повиновался. Антинагуэль поднял свою булаву и раздробил ему череп. Несчастный упал. Жизнь еще не совсем покинула его, и тело солдата подергивали судороги. Два колдуна бросились на него, распластали ему грудь, вынули еще трепещущее сердце и поднесли токи. Токи пососал крови и передал сердце ульменам, которые сделали то же. В это время воины бросились на труп и разрубили его на части. Из длинных костей они наделали дудок, взялись за руки и, насадив голову пленника на копье, стали плясать вокруг нее, распевая грозную песню и свистя в страшные дудки. Это отвратительное действо опьянило арауканцев. Они скакали и выли, как бешеные, и, кажется, забыли совершенно о другом пленнике, которому готовили ту же участь.

Но Жоан, несмотря на наружное спокойствие, держал ухо востро. Когда отвратительная сатурналия достигла высшей точки, он решил, что настало время бегства, пришпорил лошадь и пустился по равнине. Этот дерзкий поступок до того поразил арауканцев, что они дали время Жоану ускакать довольно далеко и разогнать лошадь. Опомнившись, они погнались за ним. Жоан изо всех сил погонял лошадь, но видел, что аукасы настигают его. Он скакал на неважной лошаденке, между тем как погоня неслась на первостатейных скакунах. Жоан понял, что если он будет скакать по равнине, то пропадет. И повернул к лесистому холму, на который нельзя было взобраться на лошади. Он правил как можно ближе к холму и встал на седло.