Читаем Великий раскол полностью

Коло млина калина,Там вдивонька ходила,Дивкам танок водила,Що вывде, то й стане,На всих дивчат погляне.Вси дивочки в таночку,Тилько нема одной,Марусеньки молодой.Мати Марусю чесала,Ще й чешучи навчала:Не стий, доню, з нелюбим,Не дай ручки стискатиИ перстника знимати,А стий, доню, з миленьким,Як з голубом сивеньким;И дай ручку стиснутиИ перстника изняти…

– Так-так, дивчаточка, добре! – поощряла пани гетманова. – Не стийте з нелюбим…

Гриць Брюховецкий, по-видимому что-то вспомнив, стремглав кинулся от других сверстников к «Ляле» и остановился перед нею как вкопанный в робкой нерешительности.

– Вы що, паниченьку? – ласково спросила «Ляля».

Мальчик переминался, уткнув нос в свою красную стричечку и порывисто теребя ее руками.

– Що, паниченьку любый? Що, Грицю? – еще ласковее спросила девушка.

– А «Шума», Лялю, можно? – нерешительно спросил мальчик.

– «Шума»? Можно, паничу.

Мальчик радостно поднял голову, и личико его засветилось.

– А я Шумом буду, Лялюсю? – бросился ей на шею мальчик.

– Добре, добре, паниченьку, – ласкала его девушка. – А мама, пани-мама здозволять?

– Мама ничого… Мамо! Мамо! – и Гриць бросился к матери. – Мамо, мамуню! Я буду Шумом, Ляля сказала, – звенел Гриць, вешаясь на шею матери.

– Шумом? Ах, сынок мой! Ах, Гришуточка! Да ты упадешь, – ласково, но нерешительно защищалась Оленушка, которая уж знала, что такое быть «Шумом». – Я боюсь, сынок…

– Ах, мамо! Яко бо ты московка! – настаивал мальчик. – Я не впаду… я вже був Шумом…

– Ну-ну, добро, добро, только не упади…

Гриць опять кинулся к «Ляле», поцеловав по дороге Цяцю, пани Дорошенкову.

– Мама сказала, можно, я не впаду…

– Ну, добре… Дивчаточка, – обратилась «Ляля» к подругам, – будемо грати «Шума».

– «Шума»! «Шума»! – подхватили десятки голосов.

Гриць сел на траву и тут же стал снимать с себя красные сапожки, торопясь и весь краснея от волнения и радости.

Между тем девчата, взявшись за руки одна другой, растянулись длинною цветною лентою по зеленой лужайке: это была действительно лента, «стричка», из веселых, молодых, улыбающихся лиц, из русых и преимущественно черных головок, украшенных разноцветными с киндячками, из таких же разноцветных, ярких плахт, запасок, сподниц и всех цветов черевичек. Один конец этой живой ленты стал плавно заворачиваться и, пробегая мимо тех девчат, которые, продолжая держать друг дружку за руки, стояли на месте, скользили, как под гирлянду, под приподнятые руки двух крайних девушек. Когда вся живая лента играющих проскользнула под такую же гирлянду из шитых рукавов последней пары, эта парочка также обернулась под своими руками, и дальнейшее движение играющих представляло уже «плетение плетня», где вместо лозы и хворосту перевивались и скрещивались руками смеющиеся молодые существа… А «татарочка», а за нею и вся вереница звенели новою песенкой:

Ой, нумо, нумо!В зеленого ШумаОгирочки жовтяки —Женитеся, парубки.

– А мене ж, Лялю, Шума! – волновался Гриць, подскакивая на босых ножках.

«Ляля» схватила его на руки и стала целовать…

– Шум иде! Шум иде! – говорила она, поднося мальчика к скрестившейся живой изгороди из рук и голов, и поставила его на эти сплетенные руки.

Гриць, счастливый и смеющийся, гордо поглядывал с высоты на мать-московку, на Цяцю Дорошенчиху, на своих сверстников-казачат, завистливо смотревших на него, смело пошел вдоль живого плетня, ступая своими босыми ножками по девичьим рукам и слегка дотрагиваясь руками до их голов, а живой плетень в это время пел хором под звонкий голос «татарочки»:

А в нашего ШумаЗеленая шуба!Шум ходит по диброви,А Шумиха рыбу ловить:Що вловила, то й пропила,Доцци шубы не справила…

Песня становилась все звонче и звонче, молодые голоса как бы крепли еще более, а в перебой им из-за Тясмина неслось шумное, но стройное «парубоцкое спиванье»; это парубки за речкою выкрикивали, как бы подзадоривая девчат:

А позаду Сагайдашный,Що проминяв жинку на тютюн да люльку —Необашный!

Хор парней на минуту замолкал, как бы прислушиваясь к пению про Шума, а потом снова гремел и заливался:

Мени с жинкою не возиться,А тютюн та люлька козаку в дорозиЗнадобиться —Знадобиться!..
Перейти на страницу:

Все книги серии Серия исторических романов

Андрей Рублёв, инок
Андрей Рублёв, инок

1410 год. Только что над Русью пронеслась очередная татарская гроза – разорительное нашествие темника Едигея. К тому же никак не успокоятся суздальско-нижегородские князья, лишенные своих владений: наводят на русские города татар, мстят. Зреет и распря в московском княжеском роду между великим князем Василием I и его братом, удельным звенигородским владетелем Юрием Дмитриевичем. И даже неоязыческая оппозиция в гибнущей Византийской империи решает использовать Русь в своих политических интересах, которые отнюдь не совпадают с планами Москвы по собиранию русских земель.Среди этих сумятиц, заговоров, интриг и кровавых бед в городах Московского княжества работают прославленные иконописцы – монах Андрей Рублёв и Феофан Гречин. А перед московским и звенигородским князьями стоит задача – возродить сожженный татарами монастырь Сергия Радонежского, 30 лет назад благословившего Русь на борьбу с ордынцами. По княжескому заказу иконник Андрей после многих испытаний и духовных подвигов создает для Сергиевой обители свои самые известные, вершинные творения – Звенигородский чин и удивительный, небывалый прежде на Руси образ Святой Троицы.

Наталья Валерьевна Иртенина

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Живая вещь
Живая вещь

«Живая вещь» — это второй роман «Квартета Фредерики», считающегося, пожалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удостоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый — после. Итак, Фредерика Поттер начинает учиться в Кембридже, неистово жадная до знаний, до самостоятельной, взрослой жизни, до любви, — ровно в тот момент истории, когда традиционно изолированная Британия получает массированную прививку европейской культуры и начинает необратимо меняться. Пока ее старшая сестра Стефани жертвует учебой и научной карьерой ради семьи, а младший брат Маркус оправляется от нервного срыва, Фредерика, в противовес Моне и Малларме, настаивавшим на «счастье постепенного угадывания предмета», предпочитает называть вещи своими именами. И ни Фредерика, ни Стефани, ни Маркус не догадываются, какая в будущем их всех ждет трагедия…Впервые на русском!

Антония Сьюзен Байетт

Историческая проза / Историческая литература / Документальное
Георгий Седов
Георгий Седов

«Сибирью связанные судьбы» — так решили мы назвать серию книг для подростков. Книги эти расскажут о людях, чьи судьбы так или иначе переплелись с Сибирью. На сибирской земле родился Суриков, из Тобольска вышли Алябьев, Менделеев, автор знаменитого «Конька-Горбунка» Ершов. Сибирскому краю посвятил многие свои исследования академик Обручев. Это далеко не полный перечень имен, которые найдут свое отражение на страницах наших книг. Открываем серию книгой о выдающемся русском полярном исследователе Георгии Седове. Автор — писатель и художник Николай Васильевич Пинегин, участник экспедиции Седова к Северному полюсу. Последние главы о походе Седова к полюсу были написаны автором вчерне. Их обработали и подготовили к печати В. Ю. Визе, один из активных участников седовской экспедиции, и вдова художника E. М. Пинегина.   Книга выходила в издательстве Главсевморпути.   Печатается с некоторыми сокращениями.

Борис Анатольевич Лыкошин , Николай Васильевич Пинегин

Приключения / История / Путешествия и география / Историческая проза / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары