Великий раскол

— А кого ж, сердце?

— Та нашу ж московочку.

— Ох, лишечко!

— Та вона ж така гарнесенька, русявенька, кирпатенька…

— А ты краща над ней…

«Московочка», опершись на подоконник, так и зарделась от этих слов, как маков цвет… это про нее говорят…

Кто ж бы это? Она, что там целуется с ним, кажется, сама пани гетманова, Дорошенкова жена; а кто он?… Уж не Мазепа ли? Ох! Так сердечушко и упало у Оленушки… Нет, не он, не он! Мазепа сам сказывал, что еще никого не любил и его, бедненького, никто не любит… Это не он… Вот если б Мазепа ее, Оленушку, у гетмана вымолил, да на Москву ее отпустили бы, да с нею бы и сам он, Мазепинька, на Москву съехал, вот бы хорошо было… Пущай там за крест люди страждут, бог с ними!.. А каким крестом сам Мазепа крестится? Она что-то не заприметила: должно быть, «пучкой» крестится, как все черкасы… Да что ж из того, что «пучкой»? Черкасы такие ж христиане, да и угодников у них в Киеве сколько! И на Москве стольких нету…

Грицю, Грицю, до роботы!
В Грици порваны чоботы!
Грицю, Грицю, до телят!
В Гриця виженьки болят…

Это кто-то веселую отхватывает на улице… Гриць, маленький Гриць, так любит эту песню…

— Я понесу тебе на ручках, ягидко моя…

— Ох, куды, куды?…

— Та туды ж… на скошену травку… як на постильку…

— Ох, Ивасю… я боюсь… боюсь…

— Яка ты легенька…

— О, який бо ты… любый… ох!..

Оленушка так и перевесилась за окно… Из-за куста мелькнуло что-то белое и красное… Брызнули подковья… сабля…

Он, обхватив ее поперек, как малого ребенка, несет через садик, а она обвилась руками вокруг его шеи…

Она, это ясно, пани гетманова, Дорошенчиха… А он. ах, господи! Это Мазепа… Мазепа!..

Сдавив себе горло рукой, Оленушка с глухим стоном упала на свою вдовью постель… А с улицы доносилось:

Постиль била, стина нима, ни с кем размевляти…

Выплакавшись до последней слезннкп, молодая вдова уснула только к утру.

ГлаваXIV. Царевна Софья за географией

А в это утро в селе Коломенском, в царском дворце, о ней, о бывшей княжонушке Долгорукой, а ныне гетманше-вдовице, вспоминали и жалели.

Старая мамка рано взбудила царевну Софьюшку. Не хотелось старой будить царевну, так хорошо спала она, разметавшись в постельке, и так сладко улыбалась да шептала не то «батюшка свет» — царя-батющку, должно, видела во сне, — не то «Васенька-соколик» какой-то; а все ж надо было разбудить: сама царевна крепко-накрепко наказывала разбудить, «урки-де учить» надо… «И на что это девку урками мучат? — думалось мамушке. — А все-таки нельзя не разбудить; приказывала: коли-де, сказывала, выучу урки-те, так батюшка-царь обещал взять ее с собой действа смотреть».

И царевна сидит у стола, такая розовенькая, иногда позевывает со сна, крестит свой розовый ротик и все учит что-то очень мудреное, что задал ей этот Симеон Ситианович.

Перед царевной книга рукописная, а на столе глобус. Царевна то в книгу заглянет, то на потолок с узорами и покачивается.

— Ангул-ангул — угол, аркус — дуга, аксис — ось, екватор — уравнитель… Екватор, екватор, екватор, какой трудный!

Потом, закрыв глаза ладонями, повторяет эти слова наизусть и все спотыкается на экваторе…

— Евкатор, евкатор, ах, какой трудный!

— Нет, не евкатор, а екватор, екватор… Глянула в книгу, топнула ножкой:

— Нет, не евкатор, а екватор, екватор…

А мамушка сидит у окна с чулком и тихо шевелит губами, считая петли.

— Зона торрида — пояс горячий, или знойный, зона фригида — пояс хладный, или студеный…

— Ишь, диво какое! — удивленно качает головой мамушка. — Нашли вон пояс горячий… А с чево ему быть-ту горячим?… И чему учат! Не диви бы божественному…

— Ах, мама, ты не знаешь! — защищает царевна своего учителя. — Это пояс в географии, а не такой пояс, какой носят…

— Ну и у этой там егорафьи с чего быть поясу горячу?

Царевна смеется самым искренним смехом.

— Ах, мамушка, какая ты смешная! «Егорафья»!.. География, а не егорафья…

— Ну, бог с ней, матушка царевна, с этой евграфьей! Вон сестрицы твои, другие царевны, ничему такому заморскому не учены, а все-таки, бога благодаря, здоровехоньки живут… Да и то сказать, ты у батюшки-царя любимое дите…

А царевна опять покачивалась над книгой да закрывала глаза ладонями, чтобы запомнить разные премудрости и не ударить лицом в грязь перед батюшкой.

— «Свойства и эффекции, которые земному кругу от течения солнца и звезд являющегося приключаются, суть: единого места периики суть антиков того места антиподы и антиподов того места антики». Антики, периики, антиподы, ах, как трудно! Антиподы, антиподы, антики…

Она встала и начала ходить по терему, повторяя и прищелкивая пальцами: «Антики, периики, антиподы, антики, периики…»

Она глянула в окно. Там часовые стрельцы стоят… А пруд такой тихий, по нем лебеди плавают… Увидали ее, свою любимицу царевну, и от радости начали крыльями махать… Царевна вся порозовела от этого лебединого привета… Надо их, лебедушек, покормить… да и учиться надо…