Гренландского охотника всегда уязвляло прозвище "эскимос", означавшее на наречии индейцев Лабрадора "тот, кто пожирает сырое мясо". Однако оно распространилось повсеместно и бытует по сей день. Но беда тому, кто в разговоре с гренландцем - а именно так вот уже около полувека называют себя жители острова - упомянет слово "эскимос". В лучшем случае это сочтут бестактностью, в худшем - оскорблением.
Извечный странник, эскимос-гренландец всегда отличался гордостью. Той же гордостью, которая некогда заставляла голубых всадников в сердце Сахары - туарегов закрывать свои лица, скрывая полученные в сражениях раны, чтобы ни в ком не возбуждать жалости. Гордость жителя пустыни - ее властелина и одновременно невольника.
Повседневная борьба с враждебным миром, окружавшим гренландского охотника, борьба в одиночку с мертвой пустыней, с холодом и голодом воспитала в нем чувство огромной ответственности за каждый свой шаг. Он понимал, что может рассчитывать только на самого себя, на собственное мужество и расторопность, что он сам вершит свою судьбу и судьбы своих близких, решает вопрос их жизни и смерти. Эта ежедневная, чуть ли не ежечасная нелегкая борьба и все то, что он делал, внушали ему не только чувство собственного достоинства. Гордясь своим происхождением, он называл себя "иннук", или "иннуит", что означает "настоящий человек" [17].
К являвшимся на его родину непрошеным пришельцам, которые чаще всего оказывались беспомощными в трудных условиях Арктики, он относился как к существам неполноценным. Но будучи по натуре доброжелательным, не питал к ним никакой ненависти и обращался с ними скорее с пренебрежительной снисходительностью. Название "каблуна", "краслуна" (в зависимости от наречия племени), данное этим пришельцам, означает "собачий сын". Прозвище ироническое и презрительное. Наивысшей похвалой в устах эскимоса являются слова, которые после многих лет совместных зимовок, странствий и охоты услышал адмирал Пири от старого гренландского охотника: "Ты почти так же отважен, как мы, ты - иннук". Это изречение мигом облетело весь поселок, передаваемое из уст в уста с глубоким уважением.
О пустившем глубокие корни презрении к белым свидетельствует легенда, бытующая среди эскимосских племен, рассеянных на обширных территориях Арктики - от Чукотского полуострова и Аляски до Гренландии. Эту легенду приводит Кнуд Расмуссен. Она повествует о девушке, которая долго не хотела или не могла найти себе мужа, хотя не хуже других умела шить отличные непромокаемые камики [18] и меховую одежду, свежевать тюленя, скоблить шкуры для одежды и каяка, так чтобы на них не оставалось ни жиринки, умела также соорудить иглу в пути. Однако она привередничала, отвергая поклонников. Никто ей не нравился. Проходили годы, а она продолжала жить одиноко на небольшом скалистом острове моржей, забытая всеми, печальная и раздосадованная.
Однажды в ее иглу неожиданно явился молодой охотник... Он приплыл на каяке, его полное лицо было привлекательным, взгляд смелым. Девушка обрадовалась. "Должно быть, он хороший охотник, если сам так толст", подумала она и сразу же согласилась стать его женой. Но едва они покинули остров, как бедняжка почуяла неладное. Ее избранник был не простым охотником, он оказался злым духом. У него были тонкие, с копытами, как у карибу, ноги, чтобы быстрее бегать, длинные, словно клыки моржа, руки, чтобы крепче бить. Охваченная ужасом и отвращением, она отшатнулась от него, хотела бежать, но было уже поздно... Разгневанный неожиданным сопротивлением, злой дух превратил молодую женщину в собаку и бросил ее на первом попавшемся островке.
Вскоре у женщины родилось шесть сыновей, очень уродливых и очень злых. Ей противно было даже глядеть на них, она уложила их всех в высокие камики и кинула в море. От них и пошли индейцы...
Спустя какое-то время у бедной женщины родилось еще шестеро детей, которые оказались еще уродливее, еще злее и еще глупее. Она поступила с ними так же, как и с первыми. Буря унесла этих ее сыновей далеко-далеко, еще дальше, чем первых, - на какой-то никому неизвестный материк. От них и пошли белые.