Великий санный путь

- Звери и люди близки друг другу, - говорит Ауа, - потому наши предки и верили, что можно попеременно быть то зверем то человеком. Но ближе всех к нам медведи. Похоже, что у них человеческий ум; они подползают к спящим тюленям, совсем как охотники. Они подстерегают добычу у кромки льда, как мы. Они вдруг кидаются в воду, а когда вынырнут, - у них в зубах тюлень. Наоборот, когда они охотятся у полыней, то часами лежат и ждут, и в тот самый миг, когда тюлень вынырнет на поверхность, медвежья лапища обрушивается ему на голову; потом медведь впивается зубами тюленю в затылок и тащит всю тушу целиком сквозь узкую щель полыньи с такою силой, что кости хрустят и проходят сквозь сало и кожу!

Да, Ауа сам однажды видел, как медведь подкрадывался к кучке спящих моржей. В передних лапах он нес большую льдину и все время укрывался за высокими торосами, так что его желтоватое тело не бросалось в глаза моржам. Они шевельнутся, и он замрет на месте, - не отличить его от тороса, а едва они успокоятся, он опять начнет подбираться к ним на дыбах. Наконец, он старательно нацелился на совеем молодого моржа и швырнул в него своей льдиной с такой силой, что оглушенный зверь остался на месте, когда остальные бултыхнулись в воду.

Но едят медведи на свой особый лад. Они не любят слишком теплого тюленьего мяса, а потому старательно посыпают его снегом и лакомятся им, когда оно уже остынет.

Внезапно Ауа, бывший, несмотря на свои рассказы, все время настороже, вскакивает и указывает туда, где стоял со своим гарпуном Гага. Перед ним совеем маленькая щель во льду, лужица, которую даже не назовешь полыньей, и в ней показывается широкая спина моржа. Голова поднимается напоследок. Но, не дав зверю вдохнуть, Гага мечет свой гарпун в толстый, жирный бок. Слышен шуршащий всплеск соленой воды, выступающей из полыньи, но Гага уже давно вонзил в лед багор, пропущенный в петлю линя, и держит моржа на приколе.

Мы живо подоспели на помощь, вытянули на лед зверя, убили и освежевали его еще засветло; вечером мы вернулись к новой снежной хижине, и я чувствовал некоторую гордость при мысли, что это один из моих спутников убил первого моржа, а нt чужие звероловы, охотившиеся вместе с нами.

В стойбище большая радость. Взрослый морж - это запас мяса и сала на долгий срок, а ведь мы охотились всего один день. В жилищах сразу почувствовался достаток, не приходилось больше экономить жир в лампах, и пища была обеспечена и нам и собакам.

Новая снежная хижина не была так просторна, как старая, недавно нами покинутая, зато в этой легче было поддерживать тепло и уют. В самом главном жилье, где поселились Ауа с женой, могли легко разместиться на ночь двадцать человек. Эта часть снежного дома переходила в высокий портал вроде "холла", где люди счищали с себя снег, прежде чем влезть в теплое жилое помещение. С другой стороны к главному жилью примыкала просторная, светлая пристройка, где поселились две семьи. Жира у нас было вдоволь и потому горело по 7-8 ламп одновременно, отчего в этих стенах из белых снежных глыб стало так тепло, что люди могли расхаживать полуголыми в полное свое удовольствие. Так превосходно умеют здешние эскимосы устраиваться среди снежных сугробов.

Чтобы отпраздновать удачную моржовую охоту, мы устроили настоящий пир: лакомились сердцем, языком и плавающей в жиру грудинкой, запивали все это мясным наваром, от которого по всему телу разливалось тепло. Отпировав, мы с Ауа забрались поглубже на лежанку, полуголые, завернувшись только в мягкие шкуры пыжиков. Улегшись, мы закурили трубки; остальные домочадцы расположились вокруг, и Ауа разрешил расспрашивать обо всем, что мне хотелось разузнать, и обязался давать ответы. Не могло быть хозяина гостеприимнее. Я стал задавать ему вопрос за вопросом, исходя из уже составившегося у меня убеждения, что основные линии их религии те же, что у известных нам гренландцев. Великий морской дух, мать всех морских животных, обитающая на дне моря, внушает эскимосам наибольший страх и считается первопричиной большинства жизненных конфликтов [18].

Я прошу Ауа рассказать все, что ему известно о ней, и он тотчас же подымается и садится, выпрямившись. Оживленно жестикулируя, ведет он свой рассказ, тон и ритм которого держит нас в неослабном напряжении.