Великий Сатанг

Но Жанхар, Которому Подчинялась Смерть, не внял доводам, извиняющим оплошность, если таковая была. Он грубо сорвал с головы раненого героя повязку и долго рассматривал ее, качая головой и пытаясь приставить одну половину улыбки к другой. Потом бережно сложил оба обрывка, туго замотал их в кожу, перевязал, подошел к растерянному храбрецу и наотмашь ударил его по щеке. Рука Того, Кому Подчинялась Смерть, была пухлой и легкой; удар вышел совсем не сильный, да и рана уже почти не болела, и повязка была не так уж необходима. Но всем окружающим, всем живым убитым и всем людям аршакуни, видевшим великую битву, было ясно, что означает удар Звездного, носящего имя Жанхар.

Поэтому наказанный смельчак отошел в сторону, лег на траву, обратив глаза к слезящемуся небу, скрестил на груди руки и запел песню прощания. А потом он умер, и ни друзья, и ни родной брат, ни даже живые убитые, как их ни секли бичами, вынуждая подчиниться, не осмелились подойти к телу, помеченному печатью проклятия демона.

Звездный же демон сидел в стороне и плакал, качая на коленях плотно зашнурованный сверток, и каждому, имеющему глаза, было ясно, что скорбит он, вовсе не оплакивая безвинно погибшего от его жестокости храброго человека аршакуни, а горюет по жалкому куску рваной ткани с изображением ухмыляющейся женщины, которая даже не обнажена…

В тот день вторично и в последний раз видели люди аршакуни слезы демона Жанхара. Впервые случилось это там, на поле великой битвы, когда еще не остыла кровь и пережитый ужас казался благословением небес, ибо именно этот ужас помог одержать победу. Демон бродил вдоль ряда раскрашенных досок, разбитых и расколотых Смертью, которую он и его подручные сами посылали в бой, и рыдал в голос, непристойно и жалко, словно девица, от которой отказался выбранный ею юноша. Он гладил обрывки деревяшек, ползал по мокрой траве, собирая чурочки, и сквозь слезы кричал на тех, кто осмеливался проходить рядом, требуя не мешать ему, Жанхару, заниматься бесполезным делом.

Впрочем, Тот, Кому Подчинялась Смерть, может позволить себе многое, не опасаясь насмешек…

В шестой день дождь устал. Небо еще истекало мутной влагой, но капли сделались совсем легкими; скорее даже не дождь, а мельчайшая сонная капель, вихрясь в порывах несильного ветерка, стремилась к земле, и хотя мокрое не сохло, а влажное делалось еще более тяжелым и скверно пахнущим, стало возможно собираться в путь.

Звездные были раздражены. Прочные, надежные и вместительные телеги оказались бесполезными; никакая упряжка лошадей, никакие людские усилия не смогли бы протолкнуть громоздкие повозки сквозь липкое, тяжко чавкающее болото, бывшее в дни тепла торной проезжей дорогой. Хвала Мечте — доставало и живых убитых; им предстояло перенести вьюки к кораблям Звездных. Конечно, они уже не были так покорны и напуганы, как в первый день после великой битвы, когда их, выживших чудом, связывали попарно и гнали к указанному Старшей Сестрой месту. Тогда они брели, втянув головы в плечи, и их даже не приходилось взбадривать бичами. Они шарахались от каждого окрика, они преклоняли колени перед самым последним из людей аршакуни и готовы были подчиниться любому повелению.

Терпения и послушания, однако, хватило ненадолго.

Уже на третий день плена некоторые замыслили бунт и побег. Разумеется, зачинщиками выступали не дикари; дикари, напротив, не заслуживали нареканий. Несколько людей башен, из тех, что пережили первую атаку, вспомнили о своей гордыне и позволили себе решить, что люди аршакуни недостаточно бдительны. И когда ночью, под покровом тьмы и дождя, они приступили к исполнению задуманного, они убили часового, тем самым многократно усугубив свою вину, выползли из кольца охраны и были взяты при попытке подобраться к коновязи. Хозяев подвели кони; они откликнулись на тихое поскуливание беглецов, похожее на свист ночного сверчка, но откликнулись радостно и звонко. Люди башен были смелы, но ума им не хватало; они не сумели предвидеть, что боевой конь, соскучившись по хозяину, может не выдержать и забыть о многомесячном обучении, учуяв родные запахи.

Наказание было заслуженным и страшным.

Именно в то утро люди аршакуни и не узнали впервые Старшую Сестру. Обычно холодно-жестокая к виновным безусловно и снисходительная к тем, чья вина допускала смягчение, она на этот раз не была похожа сама на себя. Даже демон Жанхар не сумел превозмочь ужаса и отвращения и удалился в свою палатку, когда Эльмира вынесла приговор.

Обычаи башен не зря были известны людям аршакуни.