Великий Сталин

Во-вторых, Берия семь лет – напоминаю это в очередной раз – не имел служебных связей ни с Главным Управлением Охраны МГБ, возглавляемым до 19 мая 1952 года генералом Власиком, ни с Управлением охраны МГБ, возглавляемым с 19 мая 1952 года самим министром ГБ Игнатьевым.

Тем не менее Добрюха-НАД ничтоже сумняшеся заявляет на странице 299:

«Сопоставляя странное «виноградовское лечение» Жданова (речь о «деле врачей». – С.К.) и медзаключение Виноградова в свой адрес, Сталин не мог не размышлять: почему тогда, в 1948-м, всегда такой бдительный Берия не проявил должного внимания к обвинительному заявлению Тимашук?!»

Добрюха пишет это, прекрасно зная ответ: «Всегда такой бдительный Берия не проявил должного внимания к обвинительному заявлению Тимашук в 1948 году по той простой причине, что не имел тогда представления ни о Тимашук, ни об её заявлении».

Тимашук отдала письмо Власику, а тот, не читая, – Абакумову, на ком тогда всё и закончилось. Берия же по горло был занят работами по первой советской атомной бомбе РДС-1 и даже не курировал МГБ – это входило в 1948 году в компетенцию секретаря ЦК А.А. Кузнецова, арестованного лишь в августе 1949 года.

Что – Добрюха обо всём об этом не осведомлён?

А чего стоят его слова на странице 344 о якобы «подконтрольных» Берии «средствах массовой информации»? Я рекомендую читателю злостно недобросовестный «антибериевский» сборник 1991 года, который я критически анализировал в своей книге о Берии, – там на страницах 190–191 писатель Константин Симонов описывает, как вечером того дня, когда арестовали Берию, к нему в редакцию «Литературной газеты» пришёл заместитель заведующего начальника управления пропаганды и агитации ЦК Московский и спросил: есть ли в подготовленном в печать номере что-то о Берии? Симонов писал:

«…я как дурак стоял ещё два часа за своей конторкой, перечитывая все четыре полосы, на которых фамилия Берии могла оказаться разве что в какой-нибудь заметке о сельском хозяйстве, где фигурировал бы колхоз или совхоз его имени…»

Нечего сказать – всесилен был Лаврентий Павлович в советских средствах массовой информации.

И ведь все остальные инсинуации Добрюхи в адрес Берии не более основательны, чем последняя.

Иногда, надо признать, Н. Дюбрюха бьёт не в бровь, а в глаз, как, например, тогда, когда пишет, что «побеждённым в 1917 году в 20–40-е годы ничего не оставалось, как организовать, где только можно, тайное сопротивление победившим», и что это была «Тайная гражданская война между относительно малочисленными остатками Белой гвардии и огромными Красными массами…»

Блестяще сказано – кроме шуток!

Ценными являются и данные Добрюхи о фактически первом издании «дела врачей» в 1935 году, когда были вскрыты удивительные факты о поразительной засоренности Лечебно-санитарного управления Кремля более чем подозрительными кадрами: жёнами крупных помещиков и белых офицеров, дочерьми купцов 1-й гильдии, скотопромышленников и т. д. Тогда это были лишь «цветочки»… «Ягодками» травили уже Жданова и его коллег. Причём некоей преемственности антисоветских группировок в ЛСУК не отрицает, по сути, и Добрюха, упоминая, хотя и вскользь, о странных смертях Крупской и Горького…

Ценны и медицинские документы 1953 года, приводимые Н. Добрюхой, и это главное, что можно о них сказать.

Убедителен Н. Добрюха и в критике, скажем, американца Роберта Такера и англичанина Алана Буллока – когда уличает их в некритическом переписывании всяких вымыслов о Сталине у Роя Медведева и Дмитрия Волкогонова, которые, в свою очередь, ссылаются на Такера и Буллока.

Тут всё верно! Янки Энди… пардон, спутал с героем О’Генри, Роберт Такер и сэр Алан написали «биографии» Сталина, которые могут удовлетворить лишь невзыскательных, неосведомленных и доверчивых людей. Но двум англосаксам это в какой-то мере простительно – что с англосаксов возьмёшь!

А вот как быть с такими, скажем, «русаками», как братья Рой и Жорес Медведевы, Эдвард Радзинский, Волкогонов? С них-то спрос Истории должен быть построже?

Правда, и с Эдварда Радзинского вряд ли можно что-то спрашивать всерьёз, если он не стесняется публично писать о том, что отец его был фактически невоздержанным эротоманом – после его смерти один из главных отечественных клеветников на Сталина нашёл заложенное между страниц какой-то книги письмо Сергея Эйзенштейна отцу со следами их юных забав – непристойными рисунками.