Великий старец Клеопа, румынский чудотворец

После утомительной поездки я добрался до Молдовы. Первую ночь, это было 22 августа 1968 года, я заночевал в монастыре Агапия. Проснулся рано и вышел посмотреть, в порядке ли еще мой автомобиль. Сильный шок ожидал меня. Более сотни машин, съехавшихся накануне на парковку, как на более безопасное место, исчезли за ночь.

На опустевшей площадке оставались только две машины, одна моя, а другая — одного бельгийского пастора. Советские войска вошли в Чехословакию! Родные и друзья, пришедшие, чтобы повидаться со мной, окружили меня отчаянными воплями:

— Русские идут! Чего ты ждешь? Беги! Уезжай отсюда! Подумай о своих детях. Если вас поймают русские, вам несдобровать.

Я их спрашивал:

— А вы? Разве вы не насытились этими муками?

Я не уехал. Я бежал от русских в 1944 году и до сих пор еще чувствовал на затылке их горячее дыхание; теперь же я добровольно сдавался в их руки. Единственным человеком, понявшим, почему я остаюсь, была настоятельница Евстохия. Она посоветовала мне пойти в Сихастрию и повидать отца Клеопу, о котором я уже слышал. Он был кем-то вроде духовника всей страны.

Я стал спускаться по каменистой тропинке, не остановился в Секу и ближе к полудню достиг цели. Множество людей без числа сновало по монастырскому двору, все говорили, охмелевшие от страха, молились, плакали. Я оказался будто в клокочущем котле. Отец Клеопа в это время как раз выходил из храма. Я хотел подняться к нему, но вдруг встал как вкопанный. Старый монах с растрепанными волосами и всклокоченной бородой, он еле передвигал ноги, поддерживаемый двумя монахами. Ехидна неуважения, низменных подозрений заворочалась в моем уме. Думаю, что в отчаянии я громковато прошептал свое суждение:

— Господи Боже, да он же пьян!

Среди окружавших меня пронесся гул недовольства. Но настоятель (Каллиопий) нагнал меня сзади и пристыдил:

— Ты знаешь, что он не смыкал глаз с позавчерашнего дня? Он же бдит в храме, он молится, чтобы не пришли русские.

Клеопа остановился среди паломников, сомкнувшихся вокруг него нерушимой стеной, направился в мою сторону и поприветствовал меня дружески:

— Ты пришел? Добро пожаловать! Я давно тебя ждал.

Он пригласил меня в свою келию. Умылся и, оживившись, предложил мне сопроводить его на прогулке. Изрядных два часа я шел за ним по извилистым горным тропкам. Говорил он все время. Я был не евши, и он собирал мне ягоды и травы. Он проповедовал, и проповедь его перемежалась цепью забавных историй из его жизни, излагаемых им, словно неким Ионом Крянгэ[93] святым.

По возвращении он говорил народу речь с веранды. Он представил меня людям как брата, приехавшего издалека, испытанного, и просил тех, кто ждал с вечера, принять меня в свои ряды.

Думая о том, как он постится, я тоже не ел. Уходя, я едва смог оторваться от его глаз, проницательных и в то же время кротких.

Вечером, в Агапии, я рассказал матери Евстохии об его советах. Я не подозревал тогда, что моя поездка в Сихастрию в те дни, когда хаос в стране нарастал, войдет в литературу.

Когда я вернулся в Бухарест, Патриарх мне сообщил, что я приглашен на короткое заседание с некими «товарищами» в Центральный Комитет:

— Делай абсолютно что хочешь, не забывай, что ты свободен!

— И что мне им сказать?

— Дело твое!

Я пошел пешком, чувствуя сильное беспокойство в животе. Лифт, к которому меня подвел какой-то военный, сильно задергавшись, тронулся, и это было небезопасно, как мне показалось. Мой сопровождающий успокоил меня:

— Он так сопротивляется нам, он ведь был сделан еще до нашего времени.

Мы поднялись еще по лестнице и вошли в какой-то зал; меня там ожидали три персоны: начальник, державшийся как все начальники в Румынии, секретарь с карандашом в руке и третий, которого я определил как слушателя, судя по его гигантским ушам. Начальник сказал несколько слов для начала, но быстро осекся, поскольку забыл сменить тон обычного политрука. Продолжал он уже голосом вкрадчивым, мелодичным…

— Господин профессор, мы знаем, что вы ни на минуту не растерялись, когда узнали, что стало возможным вторжение одного из государств, соседствующих с нами.

— Вы следили за мной?

Слушатель заулыбался так, будто он раскусил лимон.

— Разумеется, вы догадались, что это было только в целях вашей охраны. Вы утверждали перед всеми вашими знакомыми, что русские не придут, и даже публично говорили на вокзале в Фэлтиченах и саду Копоу в Яссах, настойчиво повторяя вашу убежденность в том, что не случится ничего. Вы не связались с вашим посольством, как это сделали все германские туристы. Вы не были в американском посольстве и ни в каком другом по ту сторону того, что вы называете «железным занавесом». Вы что-нибудь знаете? Что? Что вам известно?

В этот миг меня осенила идея:

— Конечно, знаю.

Слушатель мрачно каркнул:

— Откуда?

Председатель зазвонил в колокольчик; появился официант:

— Желаете кофе?

— Кофе, — велел он. Затем продолжил своими медоточивыми устами: — Это так, вы знаете что-то?

Попытался и я заговорить тоном председателя, но неудачно. Я так полагаю, потому что дознаватели не поняли моего юмора.

— Знаю от Клеопы.