Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия»

Благодаря рисункам Лермонтова мы имеем представление о внешности Монго. Наиболее известны два акварельных портрета: Монго в наряде курда с обнаженным плечом и более строгий – в сюртуке и с шарфом. По свидетельству современников, Монго Столыпин «был совершеннейший красавец: красота его, мужественная и вместе с тем отличавшаяся какою-то нежностью, была бы названа у французов «proverbiale» («вошедшей в поговорку»). Он был одинаково хорош и в лихом гусарском ментике, и под барашковым кивером нижегородского драгуна, и, наконец, в одеянии современного льва, которым был вполне, но в самом лучшем значении этого слова» [57]. Высокий красавец Монго пользовался большим успехом у женщин, чем коренастый Маешка. Александр Столыпин, младший брат П.А. Столыпина, передавал семейную легенду: «При всей дружбе, соединявшей Монго с Маешкой, между ними бывали размолвки. Уже будучи офицерами, они сильно поссорились из-за того, что Лермонтов проболтался о связи своей с одной дамой. На замечание Столыпина, что порядочные люди так не поступают, Лермонтов возразил, что его товарищам это не в диковинку и потому легко молчать, а для него, при его некрасивой наружности, это «все равно, что получить Андреевскую ленту… не скрывать же» [58].

В высшем свете сплетничали, что Лермонтов «прицепился ко льву гостиных и на хвосте его проникает в высший круг». Модный беллетрист граф Владимир Соллогуб написал повесть «Большой свет», в которой вывел неловкого армейского офицера Леонина. Он ходит по пятам за светским львом Сафьевым, но сам слишком «ничтожен, чтобы обратить на себя внимание высшего света». В героях повести все сразу опознали Лермонтова и Столыпина. Впрочем, повесть «Большой свет» представляет собой пасквиль, написанный по признанию автора по заказу великой княгини Марии Николаевны, имевшей личную неприязнь к поэту. В свою очередь Монго пользовался стойкой неприязнью самого императора. Современники уверяли, что Николай I, бывший весьма выгодного мнения о своей наружности, негодовал, когда Монго называли самым красивым мужчиной в России.

Гвардейские офицеры были неистощимы на выдумки. Однажды, спеша из Царского Села в столицу, они назвали на заставе вымышленные фамилии, назвав себя французом маркизом де Глупине, испанцем доном Скотилло, румынским боярином Болванешти, греком Мавроглупато, английским лордом Дураксоном, немецким бароном Думшвейном, итальянцем сеньором Глупини, поляком паном Глупчинским, малороссом Дураленко и, наконец, русским дворянином Скот-Чурбановым, за которого расписался Лермонтов. Разумеется, было бы нелепо описывать жизнь Лермонтова как череду гусарских приключений. Скорее это было характерно для Монго Столыпина, человека способного, но очень ленивого. Лермонтов, ведя рассеянную жизнь светского человека, напряженно работал. Один за другим появлялись его стихи. Одно из его стихотворений привело к серьезным последствиям.

В январе 1837 г. на дуэли погиб Александр Пушкин. Поклонники его гения были потрясены безвременной смертью поэта. Страшно горевал и Лермонтов. Однако в высшем свете нашлись люди, оправдывавшие убийцу поэта. Одним из них был родственник Лермонтова камер-юнкер Николай Столыпин. Он служил в Министерстве иностранных дел, которое возглавлял австрийский выходец Нессельроде, и вполне разделял сочувственный взгляд на поступок иностранца Жоржа Дантеса. Свидетельство о стычке между Лермонтовым и его кузеном имеется в показаниях Святослава Раевского: «К Лермонтову при-ехал его брат камер-юнкер Столыпин. Он отзывался о Пушкине весьма невыгодно, говорил как вел он себя в виду большого света, что он себя неприлично вел среди людей большого света, что Дантес обязан был поступить так, как поступил, и т. п.»… Лермонтов вознегодовал, дело чуть не кончилось вызовом, и сразу же после отъезда родственника он принялся за стихи «Смерть поэта»:

Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар?
Что ж? веселитесь… Он мучений
Последних вынести не мог:
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок.

Обвинение, брошенное в лицо высшему свету, вызвало негодование властей. Шеф жандармов А.Х. Бенкендорф докладывал императору: «Вступление к этому сочинению дерзко, а конец – бесстыдное вольнодумство, более чем преступное». Николай I разделял это мнение: «Приятные стихи, нечего сказать… Пока что я велел старшему медику гвардейского корпуса посетить этого господина и удостовериться, не помешан ли он; а затем мы поступим с ним согласно закону» [59]. Угроза объявить поэта помешанным была вполне реальной, за три месяца до этого был признан сумасшедшим Петр Чаадаев. В итоге Михаила Лермонтова отправили служить на Кавказ. Добровольцем, или «охотником», как тогда говорили, вызвался ехать вместе с ним Монго Столыпин.