Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия»

Неудачи в Русско-японской войне привели к быстрому развитию внутриполитического конфликта. Интересно сопоставить два всеподданнейших отчета саратовского губернатора за 1903 и 1904 гг. В первом из них Столыпин докладывал императору Николаю II о благополучном положении во вверенном ему крае. Нарушения порядка редки и своевременно пресекаются: «Агентурным путем были получены сведения, что в селе Шепелевке, где произошло 12 поджогов, образовался кружок, собирающийся для чтения преступных изданий и задавшийся целью жечь землевладельца. Немедленно прибыв в с. Шепелевку с отрядом 40 казаков, я собрал сход и арестовал всех 16 человек заподозренных». Губернатор отмечал, что беспорядки наблюдаются главным образом там, где крестьянин не может выбиться из нищеты. При этом он различает причины нищеты татарского и русского населения. Подавленность экономического положения татар, по мнению губернатора, объяснялась «их распущенностью и леностью». Наделы они сдавали в аренду, «на лето отправляются с семьями бродить за Волгу, а зиму отдыхают дома. Причем с них и повинности взыскать невозможно, так как кроме самовара и подушек с перинами у них ничего нет». Совершенно другая причина бедности, утверждал Столыпин, у русских крестьян. Их бедой являлось малоземелье: «Крестьяне только при полных урожаях всех хлебов покрывают сбором урожая все свои потребности, а малейшие колебания в сторону неурожая вызывают нужду»[126].

Менее оптимистично звучал всеподданнейший отчет за 1904 г. Саратовский губернатор указывал на «отсутствие в народном сознании революционных идей», но одновременно констатировал «коренное неустройство в крестьянской жизни». Он отмечал «бурные события в деревнях, являющиеся грозным предостережением», а также «то общественное движение, которое поднялось в России осенью минувшего года». Столыпин имел в виду «банкетную» или «закусочную» кампанию осени 1904 г., проводившуюся под предлогом празднования юбилея судебной реформы. Участники банкетов (врачи, учителя, адвокаты, земские деятели) произносили антиправительственные речи, принимали петиции с требованием конституции и политических свобод. Столыпин упоминал, что в Саратовской губернии банкетная кампания вышла за рамки городов: «Были попытки устраивать такие банкеты и в селах под предлогом елок и публичных чтений в общественных помещениях»[127].

Всеподданнейший отчет за 1905 г. не был подготовлен, так как саратовскому губернатору было не до отчетов. О том, что происходило в губернии, мы можем судить либо из докладов и телеграмм губернатора Министерству внутренних дел, либо из его личной переписки с женой О.Б. Столыпиной. Эта переписка особенно впечатляет, поскольку Столыпина не сдерживали служебные формальности и он иногда позволял себе проявить эмоции. Он откровенно называл происходившее «пугачевщиной». Когда-то во времена Пугачевского бунта один из представителей боковой линии рода капитан Данила Столыпин был зверски убит пугачевцами в Краснослободске. С тех пор в семье сохранились рассказы о подземных пещерах, в которых тщетно пытались укрыться от расправы помещики. Теперь Столыпин воочию увидел русский бунт, бессмысленный и беспощадный. «Про уезд лучше не писать Тебе, – сообщал он жене, – две усадьбы сожжены и разграблены так, что пахать можно… Крестьяне хотят идти жечь и грабить дальше, но посланные мною драгуны остановили движение своим появлением… Помещики в панике отправляют в город имущество, жен и детей. В других уездах тоже вспыхивает то тут, то там. Еле поспеваешь посылать войска, которых мало…»[128]

Аграрными волнениями были охвачены 175 из 281 волости Саратовской губернии. Столыпин мчался от одной мятежной деревни к другой. Один из земских начальников оставил воспоминания об этих поездках. Надо отметить, что старый чиновник был ретроградом, которого до глубины души возмущали либеральные замашки молодого губернатора. Он с негодованием писал, что в селе Ключи крестьянские уполномоченные разговаривали с губернатором в самом грубом тоне, а он кивал головой и обещал прибавку земли. С тем большим удовольствием земский начальник описал финал поездки. В селе Большая Капель крестьяне, по его словам, «дерзко начали предъявлять Столыпину такие невероятные требования главным образом по съему земли в экономии княгини Гагариной, что Столыпин, наконец, не выдержал и разразился относительно их бранью, называя негодяями и мерзавцами. Крестьяне, видимо, не ожидали этого и сразу опешили»[129].