Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия»

По словам министра финансов В.Н. Коковцова, царь заранее намекнул Столыпину, что хочет произвести перемены в составе правительства. Столыпину дали понять, что Горемыкин останется весьма недолго и ему, Столыпину, не миновать быть его преемником. Для борьбы с революционным движением требовался энергичный деятель. Николай II сказал Столыпину: «К сожалению, при всем моем полнейшем доверии к Ивану Логгиновичу я вижу, что такая задача борьбы ему уже на под силу, да он и сам отлично и совершенно честно сознает это и прямо указал мне на Вас как единственного своего преемника в настоящую минуту, тем более что сейчас министр внутренних дел должен быть именно председателем Совета министров и объединять в своих руках всю полноту власти»[154].

Парадоксально, что Горемыкину, отставленному в 1906 г. за явную неспособность справиться со сложной ситуацией, была уготована более длительная политическая жизнь, чем Столыпину. Восемь лет спустя, уже после гибели Столыпина, царь объявил в своем рескрипте, что правительственный курс требует «свежих людей», и назначил главой правительства 75-летнего Горемыкина, который с недоумением говорил: «Я напоминаю старую енотовую шубу, которая уложена в сундук и засыпана камфарой, и совершенно недоумеваю, зачем я понадобился».

Итак, в июне 1906 г. П.А. Столыпин встал у руля огромного государственного корабля, который сотрясала революционная буря. В 44 года он продолжил традицию: самый молодой губернатор, самый молодой министр, самый молодой премьер-министр. Конечно, молодость являлась скорее достоинством. Гораздо серьезнее было отсутствие государственного опыта. За плечами Столыпина имелись четыре года губернаторства и два с половиной месяца в правительстве. Он мог бы повторить сетование М.Т. Лорис-Меликова после назначения главой Верховной распорядительной комиссии в разгар народовольческого террора: «Едва успел оглядеться, вдуматься, научиться, вдруг – бац! – иди управлять уже всем государством!» Положение Столыпина было гораздо серьезнее, так как революционное брожение охватило всю страну. Но он мужественно приступил к выполнению возложенного на него долга.

Показательно, что Столыпин, уже в качестве премьер-министра, первым делом вернулся к идее включения в состав правительства общественных деятелей умеренного толка. В период с 15 по 20 июля он вел переговоры с лидером октябристов А.И. Гучковым, лидерами формирующейся в тот период партии мирного обновления П.А. Гейденом, Д.Н. Шиповым и Н.Н. Львовым, «сомнительным кадетом» Г.Е. Львовым и беспартийным судебным деятелем А.Ф. Кони. Д.Н. Шипов, уже участвовавший в переговорах со Столыпиным накануне роспуска I Государственной думы, был полон сомнений относительно премьер-министра: «Я вижу в нем человека воспитанного и проникнутого традициями старого строя, считаю его главным виновником роспуска Государственной думы: не имею вообще никакого доверия к П.А. Столыпину». Новая встреча Дмитрия Шипова и князя Георгия Львова на даче Столыпина проходила «при большом возбуждении обеих сторон». Шипов поинтересовался политической программой правительства и получил ответ, «что теперь не время для слов и для программ; сейчас нужны дело и работа»[155]. После встречи Шипов и Георгий Львов направили премьер-министру письмо, в котором отмечали, что политика «маленьких уступок» не принесет пользы, нужны широкие реформы. В письме подчеркивалось, что общественные деятели согласятся вступить в правительство только при условии предоставления им 7 министерских портфелей из 15, а именно: внутренних дел, юстиции, народного просвещения, земледелия, торговли, обер-прокурора Синода и государственного контролера.

В своем ответе Столыпин выразил досаду, «что он оставил впечатление человека, боящегося смелых реформ, и сторонника «маленьких уступок». Дело в том, что я не признаю никаких уступок, ни больших, ни маленьких. Я нахожу, что нужно реальное дело, реальные реформы и что мы в промежуток 200 дней, отделяющих нас от новой думы, должны всецело себя отдать подготовлению их и проведения возможного в жизнь. Такому «делу» поверят больше, чем самым сильным словам». Столыпин писал: «Дело, мне кажется, не в числе портфелей, а в подходящих лицах, объединенных желанием вывести Россию из кризиса»[156].