Великий страх

Окно в комнате было распахнуто, и я чувствовала дыхание свежего ветра, колеблющего занавески. Ночь была безлунная, беззвездная, но в теплом мраке летнего вечера таинственно мерцали одинокие огни Версальского парка. Комната Изабеллы де Шатенуа была пропитана томными ароматами вербены.

– Давайте забудем на время о том, что нас разделяет. Мой муж, политика, министры и депутаты – все это сейчас ничего не значит, правда?

В мгновение ока я оказалась в его объятиях. Мы опустились на постель, он привлек меня к себе, обжег дыханием губы. – Любите ли вы меня? – прошептала я, вся дрожа. Он вернулся к двери, запер ее на задвижку… Его руки быстро находили в моих локонах шпильки, вытаскивали их. Прическа рассыпалась, и пальцы Франсуа зарылись в мои волосы – глубоко, нежно. Эту ласку я всегда любила больше всего и бессознательно, невольно тянулась за его рукой, его прикосновениями.

Он слегка откинул меня назад, запрокинул мне голову и поцеловал. Сперва едва слышно, мимолетно… Это был даже не поцелуй, а легкая ласка, раздразнившая нас обоих. Я подалась вперед, и наши губы нашли друг друга. Какая-то странная сдержанность заставила меня медлить, чего-то стыдливо выжидать, но губы Франсуа были так настойчивы, что я приоткрыла рот, сливая его дыхание со своим. И последовавший за этим поцелуй ошеломил, оглушил меня своей глубиной – он вошел в тело, в кровь, казалось, проник до костей, до самых потаенных уголков плоти, и в то мгновение я была уверена, что уже отдалась Франсуа, а он овладел мною – этим одним-единственным поцелуем.

Так и не отвечая на мой вопрос, он сжал меня в объятиях так сильно, что я едва не задохнулась, чувствуя себя на удивление слабой и гибкой в его руках. Он мог лепить меня, изменять, как воск… И я подчинялась, поддавалась этим изменениям легко, с желанием, с томным упоением, которое уже давно хотела испытать.

Но вдруг все изменилось – исчезли и те недолгие ласки, и поцелуи; он шел к финалу, и я каким-то неведомым чувством поняла, что между нами не было гармонии, была лишь ее иллюзия, то, что я выдумала… А реальностью было только его досадное нетерпение, его тело, под тяжестью которого мои ноги раздвинулись, и его рука, которой он поспешно откидывал юбки моего домашнего платья. Под юбками у меня ничего не было. Я еще только хотела удержать его, а он уже попытался войти в меня. Ему это не удалось, ибо мое тело вряд ли было готово к такой спешке. Он попытался снова, с силой, которая сейчас не доставила мне ничего сладостного, вторгся в меня; мне оставалось лишь терпеть и недоумевать по поводу такой вопиющей глухоты и невнимания.

Я уже знала, что ничего не получится. Снова! Вернее, у него-то все будет в порядке, но не у меня. Он был на три лье впереди меня. Разумеется, я не могла поймать ритм, не могла следовать за ним, все мое тело было настроено на иной темп, а Франсуа не видел или не понимал того языка жестов, которым я пыталась объяснить ему свое положение. Высказывать свои чувства словами я не умела и не решалась, боясь причинить ему боль. Но так или иначе, чудо было разрушено, я ощущала лишь разочарование. Он двигался во мне, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы; я закрыла глаза и запрокинула голову, зная, что он ничего мне не даст, но не желая, чтобы он понял это.

Все закончилось очень быстро, даже быстрее, чем обычно. По его телу еще пробегала дрожь, когда он вышел из меня, оставив то чувство пустоты и пронзительной неудовлетворенности, которое уже становилось для меня таким знакомым. А ведь нужно было лишь терпение, немного чуткости с его стороны и внимания, немного больше понятливости – и я была бы счастлива не только от присутствия Франсуа, но и от близости с ним.

Он лежал, откинувшись на спину, и его правая рука уже искала сигару. Ах, эта привычка курить в постели!.. Он снова ничего не понимает. Да неужели он так глух, неужели он так плохо чувствует меня, что не считает нужным сказать даже слово после того, что было, хоть поцеловать меня в знак благодарности – именно благодарности, ведь мне-то он пока ничего не дал!

– Чья это комната? – спросил он внезапно.

– Маркизы де Шатенуа, – проговорила я, стараясь, чтобы мой голос не выдал моих чувств.

Я все же ждала, что он скажет что-то еще. Ну хоть слово! И не об этой комнате, а о чем-то другом! Даже банальная фраза: «Я люблю вас, дорогая» – была бы для меня сейчас целительным бальзамом. Но он заговорил о совсем иных вещах.

– Я спешу, любовь моя, мне надо идти. В Бретонском клубе еще продолжается заседание, там обсуждают скопление войск вокруг Парижа. У меня, кроме того, назначена встреча с графом де Мирабо. Увы, я должен оставить вас.

Я слушала, не веря своим ушам. Чего я никак не ожидала, так это того, что Франсуа уйдет. Я полагала, он останется на всю ночь, мы сможем быть вместе, разговаривать о чем-нибудь приятном…

– Вы уходите? – спросила я пораженно.

Он взял в ладони мое лицо, наклонился, чтобы поцеловать в губы, но я с силой вырвалась.

– Оставьте это! Вы хотите меня уверить, что в полночь еще могут быть какие-то заседания?

Франсуа быстро надевал рубашку.