Великий тес

Яков замялся, засопел, затоптался на месте.

— Я к зиме сюда пришел!.. Скройся пока у брата, у Огрызка, — предложил. — От него иду. Справно живет, пятерых ясырей держит, двух под-ворников.

— Считай, что сговорились! — усмехнулся в бороду Иван. — Ате, — кивнул на гору, — промышленные. Я с ними промышлял в верховьях Лены. Обеднели там промыслы, они за Байкал идут. Пропусти нас с миром. Разбогатеют, на обратном пути десятину дадут, — добавил смущенно и неуверенно. — Так и тебе, и всем нам будет лучше.

Яков побледнел, опустив глаза, постукивая плетью по голяшке сапога, неохотно согласился:

Идите! С култукскими встретитесь, на нас не ссылайтесь. Договаривайтесь как знаете!

На глазах у людей старый казак и сын разошлись с миром. Прощаться при свидетелях не стали: пристально взглянули в глаза друг другу и направились каждый в свою сторону. Яков поднял казаков, те сели на коней и проехали под едва державшимися на склоне ватажными людьми, под их елозившими копытами лошадьми.

Промышленные спустили коней на тропу. Илейка тяжело дышал. Задыхаясь, спрашивал:

— Не Фирсов ли сын в атаманах? Я всех енисейских помню!

Иван молчал. Промышленные с недоумением вертели головами, не понимали, как можно разойтись с казаками без поклонов и подарков.

— Приворотное слово знаю! — буркнул Похабов, не желая говорить.

Перед байкальским култуком, на выходе из пади, он повел ватагу крутым правым берегом речки. Дождавшись полночи, когда караульные спали, прошел с ватагой мимо сторожевой башни. Ни огонька, ни искорки не мелькнуло в ней. Скорей всего, караульных там не было: урочное время для переходов промышленных ватаг еще не наступило.

Знакомым путем Иван обошел прибрежные луга под склоном горы, в сумерках рассвета перевалил через седловину Шаманского хребта. Поворачивать к брату он не стал, хоть чуял носом дымок и запах жилья. Провел ватагу лесом, возле гор.

— Спаси тебя Господь! — выехал вперед кривой передовщик, когда они снова выбрались на тропу крутого берега Байкала. — Прошли все заставы. Отсюда — вольная земля. Дальше знаю как идти. — Сказал и с повинным лицом признался: — А я, грешным делом, все боялся, что приведешь нас к казакам, чтобы свои грехи искупить!

Промышленные спешились при высоком солнце, надумали отдохнуть. Передовщик опять стал распоряжаться, показывая, что вынужденно подчинялся в пути беглому казаку, а теперь берет на себя все бремя власти.

— Ржи у нас мало! — объявил, обводя ватажных круглым выпуклым глазом. — Теперь до самого Амура, кроме мяса и рыбы, питаться нечем. Разве заболонь, корни да грибы. А тут недалеко живет государев пашенный по прозвищу Огрызок. Промышленным в помощи не отказывает, только плати.

Ехать к Угрюмке Иван отказался. Вдвоем с Илейкой они остались караулить ватажное добро, спутали коней и прилегли отдохнуть на припекавшем солнце. Байкал блистал гладью воды в цвет неба и сливался с ним на восходе.

Ватажные вернулись только к ночи. Их кони были нагружены мешками с рожью. Они привезли коровьего масла, сушеного творога. К зависти Илейки, все были в изрядном подпитии и ругали пашенного.

— По целковому за пуд ржи рядился! Как в Якутском в голодный год.

— На полтине сошлись. Зато теперь не бедствовать до самых Даур, — отбрехивался передовщик с помутневшим глазом. Другой его глаз, с бельмом, был плутовато прикрыт веком.

Почти всю жизнь Иван прослужил рядом с промышленными, перевидал их тысячи, порой принимал за глупцов, которым, кроме как разбогатеть, ничего не надо. Удачливы в промыслах были многие, а распорядиться добытым добром мало кто умел. На их трудах богатели служилые, пашенные, торговые люди да кабацкие откупщики.

За время своих промыслов Похабов узнал о промышленных людях больше, чем за все прежние годы службы. По-другому понимал теперь первого своего товарища, друга молодости Пантелея Пенду. Только в старости стал догадываться, ради чего тот бродяжничал и претерпевал невзгоды, как тунгус.

Илейка, ссылаясь на свое чутье, верил, что все безвестно пропавшие промышленные и казаки нашли дорогу в благодатную землю, куда он с братом искал путь всю прежнюю жизнь. Теперь они безбедно живут там по праведной благочестивой старине, а не по царским указам. Страна эта могла быть на севере или на востоке, может быть, на Амуре, а то и дальше.

Иван слушал старого бродягу и завидовал ему, бормотал, поддакивая:

— Блажен, кого не покинул Свят Дух. С ним и гибель, и страдания — в радость, без него богатство и сытость — в тягость.

Дорога была торной, избитой сотнями копыт. По сторонам желтели обглоданные ветви деревьев, старая трава была выщипана и вытоптана. С такого пути не сбиться и слепому. Днище ватажные ехали верхами в виду Байкала. Больше обычного болела у Ивана Похабова спина, он то шагал рядом с лошадью, то садился в седло или ложился лицом на гриву. Мало ли что болело в прошлой жизни? Он ждал, когда переможется и утихнет боль.