Сами же переговоры, при всей сомнительности тактики их ведения с обеих сторон, оказались долгими и трудными, а в какой-то момент даже весьма острыми. За полгода с лишним стороны провели около тридцати встреч. В качестве основных участников переговоров с китайской стороны император назначил высокопоставленных, компетентных и прекрасно разбирающихся в деле сановников: Чабина служил главным секретарем двора (да-сюэши) и одним из руководителей китайского министерства иностранных дел – Лифаньюаня; еще один главный секретарь двора по имени Тугут был президентом (шан-шу) Лифаньюаня; а прекрасным специалистом на этих встречах проявил себя Тулишен, оказавшийся, вероятно, самым хорошо осведомленным вельможей маньчжурского двора на русском направлении китайской дипломатии. В конечном счете появился договор, причем, как выяснится позже, такой, в котором удалось воплотить главные пожелания и требования обеих заинтересованных сторон. К 21 марта составление текста данного договора удалось в основном завершить, и стороны согласились провести заключительные встречи на совместной границе, чтобы там заняться устранением конкретных недоразумений по прокладке линии сибирско-монгольской границы и установкой на ней пограничных знаков. До нас дошла по большому счету легенда, быть может даже вымысел, будто С.Л. Владиславич-Рагузинский во время приема у китайского императора испросил позволения на выезд из Пекина и получил его в силу большого великодушия императора и беспокойства о здоровье русского гостя: «Ваше Величество, Вы излечили меня от недуга, теперь освободите [меня] от печали: позвольте большое дело, во многом, но не до конца рассмотренное в Пекине, завершить на границе». Выезда на границу совершенно определенно потребовали практические соображения: мало того, что границу плохо знали русские чиновники, кроме тех областей, поспешную съемку которых провели еще летом, китайцы тоже обладали весьма приблизительной ее схемой. К тому же окончательный вариант соглашений по прохождению линии границы логично было составлять как раз на той же границе. А для русских дипломатов было бы легче там уравновесить более сильную позицию китайцев, очевидную в Пекине.
Спустя 20 дней после последней аудиенции у китайского императора, устроенной 2 апреля 1727 года, русская делегация покинула Пекин. Секретаря Глазунова послали вперед, чтобы он подготовил место для встречи на границе, назначенной на реке Бур примерно в сотне верст к югу от Селенгинска. С.Л. Владиславич-Рагузинский предусмотрительно сосредоточил там значительную группу русских войск в расчете на то, чтобы произвести нужное ему впечатление на относительно беззащитных участников маньчжурской делегации. Маньчжуров встречали в общей сложности 800 человек личного состава военных или военизированных подразделений – рота драгун, 400 солдат бурятского ополчения и многочисленные русские военнослужащие. Заседания делегаций начались 23 июня и завершились 16 августа. Все восемь основных встреч проходили в отнюдь не спокойной атмосфере. Иногда она достигала такого накала, что возникала угроза приостановления переговоров. Причем большая настороженность приписывается выдающемуся князю Лункодо, в 1720 году назначенному президентом Лифаньюаня, хотя его отозвали в связи с подозрениями по поводу предполагаемых «преступлений» (которые, по-видимому, не имели никакого отношения к тем переговорам) еще до заключения договора. Руководство китайской делегацией перешло к монгольскому Саинноин-хану (Саньин-ноянь) князю Церену (Цзэлину) и уже упоминавшемуся выше маньчжуру по имени Тулишен. С российской стороны особенно полезную помощь Владиславич-Рагузинскому оказали Колычев, а также Ланг и Глазунов. К середине августа две стороны составили наконец тщательнейшим образом согласованный документ, позже получивший название Буринский договор.
Карта Кяхтинского района
Строго говоря, этот Буринский договор представлял собой всего лишь предварительное соглашение, так как его позже включили в статью 3 всеобъемлющего Кяхтинского договора. Буринский пакт касался по большому счету схематичного обозначения линии границы, и им предусматривалось фактическое обозначение протяженной границы, а также определение государственной принадлежности конкретных народов, населяющих приграничную зону, в частности в Урянхайском крае (Улянхай). На восток и запад от Буры незамедлительно отправили смешанные пограничные комиссии, участникам которых поручалась установка каменных знаков или пирамид из камней (называемых обо по-русски и о-по по-китайски). В восточном направлении отправились Иван Глазунов и Семен Киреев с русской стороны, а также Хубиту (Хубиду) и Наяньтай (Нагитай) – с китайской; на запад – Степан Андреевич Колычев, Сукэ, Баофу и Араптан. По возвращении этих комиссий было составлено и подписано два протокола, приложенных к Буринскому договору, с указанием точных координат размещения 63 пограничных знаков к востоку и 24 знаков к западу от места проведения переговоров.