В Китай, а не в Россию ввозились промышленные товары или товары тонкой обработки в XVIII веке. За исключением некоторых кож и грубых шерстяных тканей, а также прочих предметов обмена в небольших количествах, единственным товаром, которым русские купцы смогли заинтересовать китайцев и на котором строилась вся кяхтинская торговля, считались сибирские меха и пушнина из Нового Света. Русские шерстяные и хлопчатобумажные ткани считались грубыми и дешевыми, не предназначенными для пошива парадной одежды. Все дело не в том, что русские производители не старались изготавливать более тонкие товары. Выше уже отмечалось, как в целом ряде случаев власти Санкт-Петербурга пытались заставить местных сибирских чиновников и чиновников торгового обоза заняться поиском новых видов российских изделий, способных понравиться китайцам, но по большому счету ничего у них не получилось. С другой стороны, китайские шелковые и хлопчатобумажные изделия, насколько об этом нам теперь дано судить, в своем большинстве представлялись тонкими престижными тканями, то есть продукцией прекрасно налаженной и передовой индустрии. Только в конце XVIII века «природный» продукт — чай — начинает теснить на рынке эти прекрасные ткани. Замечание Гастона Коэна, относящееся к первой четверти XVIII столетия, в не меньшей степени подходит к завершающим его трем четвертям: «Cette epoque en effet c’est la Chine le pays manufacturier» («В ту эпоху Китай на самом деле представлял собой страну фабрикантов»).
Заключение
Торговля с Китаем служила важным сектором хозяйственной предпринимательской деятельности и источником такого опыта для народа России на протяжении XVIII столетия. Для Российского государства, как предположил Сергей Мартинович Троицкий, она на протяжении 1725–1800 годов считалась основным источником денежных поступлений. Хотя, как мы уже убедились, государственные торговые обозы, направленные в Пекин после заключения Кяхтинского договора, не приносили больших доходов относительно объемов вложенных в них капиталов, тем не менее они вполне могли себя окупать. По мере того как обоз следовал за обозом, трудности и неудобства таких затратных предприятий намного перевешивали постоянно убывающие выгоды для государственной казны, а также отдельных государственных чиновников и учреждений. Руководство Сибирского приказа несколько раз добросовестно пыталось более полноценно изучить китайский рынок с той целью, чтобы поставлять в Пекин только пользовавшиеся повышенным спросом товары. Однако, насколько нам дано об этом судить, у них не получалось оптимизировать ассортимент изделий, вывозившихся из России в китайскую столицу. Дело вполне можно представить так, что главным побудительным мотивом для продолжения отправки обозов до самого последнего момента была надежда на приобретение китайского золота и серебра, крайне необходимых для вывода из оборота громадных масс неполноценных монет, отчеканенных до 1730-х годов. В известном смысле у государства не оставалось другого выбора. Непреложный факт состоял в том, что самый грандиозный и всецело подготовленный проект по передаче пекинской торговли в ведение частной компании провалился из-за отказа частных торговцев и инвесторов России принять в нем участие. С начала 1740-х годов государству приходилось направлять свои торговые обозы в Пекин или полностью отказаться от торговли с китайской столицей, разрешенной и предписанной в соответствии с Кяхтинским договором.