Великий запой. Эссе и заметки

Сравните отсутствие одного волоса на голове и отсутствие носа, и вам придется согласиться, что любое отсутствие так же специфично, как и любое присутствие. Только не говорите, что мы неправомерно смешиваем отсутствие и утрату, ибо объект нашего изучения — Всё, а любое отсутствие — утрата. В свете патафизики, изучая свойства предельно разжиженных субстанций, гомеопаты констатировали не только то, что по мере последовательных «измельчений в порошок» эти свойства периодически то ослабляются, то усиливаются, но также и то, что на последней стадии растворения, при которой в растворе не сохраняется ни одной молекулы активной субстанции, свойства этой субстанции проявляются с еще большей силой. Специфичность бесконечно малых величин может поразить биолога, но не удивляет математика. Она не удивляет и социолога, который выявляет почти каталитические воздействия некоторых специфических отсутствий на историю человечества, если, конечно, его не вводит в заблуждение язык, выражающий одним и тем же словом идею и ее отсутствие, как, например, в выражениях: « силапринципа» и «принцип силы». Она не удивляет и лингвиста, который знает, что один и тот же термин может означать предмет и его небытие, личность и ее осадок. Например, из фразы «он похоронен в яме,которую сам копал» ясно, что копал не труп; но что именно копалось? Яма (то есть отсутствие земли) или земля (то есть отсутствие ямы)? Один и тот же термин означает силу и ее остаточность; так «вареным яйцом» называют запекшегося бывшего будущего цыпленка.

Здесь мы видим (тут, дабы не угодить в некий порочный круг, доктор долго разводил руками), что поэзия по отношению к прозе то же самое, что патафизика по отношению к физике.

Информационное примечание:

Термины «новая наука» и «старая наука» имеют скорее символический, чем исторический смысл. — По поводу «дыры»: найдите как можно больше словарей и сравните различные определения этого слова. — Исследования свойств отсутствующих субстанций проводились лет двенадцать назад; см. статьи по гомеопатии, а также дискуссию на эту тему в нескольких номерах «Ле Муа» за этот год журнала с очень хорошей научной рубрикой. — Об использовании в поэзии специфических свойств отсутствий см. «Поэтический опыт» Андре Роллана де Реневиля.

III

— Вы стало быть панспермист? — спросил я у доктора Фаустролля в надежде наконец-то услышать твердое мнение о недавно сделанном открытии микроорганизмов с латентной жизнедеятельностью на аэролите, упавшем в Калифорнии. Но с того момента, как ученый-патафизик взялся составлять большой трактат «De substantialitate copularum», закладывающий основы новой науки «совокуплистики», которая, по его словам, «относится к обычной логике так же, как путешествие — к карте, еда — к меню, вино — к этикетке, а я — к своему гражданскому статусу», — с того момента, как он предпринял сей труд, говорить с ним о фигуральных науках стало невозможно.

— Первые три слова, — ответил он, — делают ваш вопрос совокуплистически абсурдным. Посредством вопросительной копулы вы категорически утверждаете, что я — панспермист. Впрочем, вы ведете себя подобно всем вашим современникам, которые озабочены лишь тем, чтобы узнать, что именно Такой-то думает о том-то, что прилично или возмутительно, благонадежно или подозрительно, общепринято или оригинально думать о сем-то, как будто у вас есть выбор. На самом деле, о чем угодно вы мыслите единственной мыслимой об этом мыслью либо вообще не мыслите или, самое большее, помысливаете. А все потому — в силу уже не действующего сегодня принципа под названием истина, — что забыта субстанциальность копулы. Извинить вас может то, что, употребляя и даже подразумевая глагол «быть», люди обязательно высказывают какую-нибудь нелепость.

— Я понял, что вы не путаете вино с этикеткой, и, несомненно, именно этим я обязан вашим бесценным заявлениям… — проговорил я и вдруг осел на пол, поскольку он сделал мне подножку.

— Я вас поймал! — произнес он, для острастки ухватил меня за нос. Вы избегаете копулы на китайский манер, как телеграфист; и сейчас станете утверждать, что не произносили: «эти заявления, стало быть,бесценны». Нечто подобное произошло на днях, когда мне предложили подписать протестную петицию в пользу одной совокупности человеческих элементов, присовокупленной к другой, соседней, совокупности. Я бы ее подписал (при необходимости вашим именем, поскольку вы так хотите знать, что я думаю о межзвездных микробах, а значит, заранее подписываетесь под моей точкой зрения), если бы в этой петиции не оказалось слов «нерушимая родина».