Великий

"Жил на земле человек, муж гигантской силы духа, имя его Силуан. Он долго молился с неудержимым плачем: "Помилуй меня," но не слушал его Бог. Прошло много месяцев такой молитвы, и силы души его истощились; он дошел до отчаяния и воскликнул: "Ты не умолим!" И, когда с этими словами в его изнемогшей от отчаяния душе что-то надорвалось, он вдруг на мгновение увидел живого Христа; огонь исполнил сердце его и все тело с такой силой, что, если бы видение продлилось еще мгновение, он умер бы. После он уже никогда не мог забыть невыразимо кроткий, беспредельно любящий, радостный, непостижимого мира исполненный взгляд Христа, и последующие долгие годы своей жизни неустанно свидетельствовал, что Бог есть любовь, любовь безмерная, непостижимая…"

Я прочитала эту книгу до конца и пошла по следам Силуана. Храм, исповедь причастие… - все это постепенно становится частью моей жизни. Самое важное, полученное мной (и это - est inappréciable la perle[25]) - понимание того, что надо не искать свое отражение в других, но отражать самой; самой быть зеркалом. Благословенна рука дающего! Нет, пройти далеко мне еще не удалось. Отсюда этот мучительный страх показаться merle blanc[26] и желание скрыть от Вас свое лицо под вуалью прежней жизни. Но я действительно с изумлением прочитала Вашу повесть и испытала духовный восторг. Старый журнал "Сибирские Огни" - я, как подарок судьбы, нашла его среди кипы сваленных в кладовку ненужных бумаг Михаила Терентьевича. И неожиданная радость - знакомство с Вашей повестью "Березовый полог надежды"! Каюсь, других Ваших книг я еще не успела прочесть. Это счастье впереди! А пока… (сейчас, соберусь с силами, чтобы признаться), сейчас - решается моя судьба. Мы с Михаилом Терентьевичем решили связать свои жизни. Да-да, я приняла его предложение! (И, похоже, сделала это уже давно, задолго до "писем" и "игры в слова".)

Прошу Вас наперед забыть мой недобрый шепот в его сторону (его ночной кашель мне вовсе теперь не противен!). Быть может, когда-нибудь мы вместе с ним придем на Вашу встречу с читателями и подарим тот самый журнал "Сибирские Огни" (с него ведь, благодарение Богу, все началось!)… Впрочем, нет, он слишком мне дорог! Я сохраню его, a tout prix[27]. А Михаил Терентьевич обязательно купит Вам бутылку дорогого коньяку. У него есть средства. В отличие от меня, у него приличный заработок, что, надеюсь, позволит мне в будущем больше времени уделять перу и бумаге. Да, я же еще не успела сделать это важное признание: я вовсе не модная журналистка, я преподаю французский язык в одном из городских колледжей. Увы, моих финансов хватает только на пару свечей в воскресенье, на хлеб и интернет… и на мои визиты к отцу. Знаете, что я сделала после первой исповеди? Побежала к нему и долго плакала у него на плече. (Великодушно отпустите мне мою прежнюю ложь!) Он ничего не понимал (как же, столько лет!), а я плакала и прижимала его высохшее тельце к своей груди. О, он уже сполна получил свой груз страданий! Его семейная жизнь - мука, старость - наказание! Теперь, надеюсь, ему станет легче…

Простите, я путаюсь и спешу. Я не знаю, как быть цельной, как не разделяться в себе? Я пыталась найти ответ у Вас, но Вы - Великий Читающий Немой. К счастью, я знаю, где есть все ответы. Высокомерие духа мешает принять их простоту. И если не поймешь, что она и есть итог истинного высшего развития - ничего не достигнешь…

Признаюсь, меня мучает совесть, когда я вспоминаю о несчастном, пострадавшем из-за меня, Алексее (так зовут нашего бедного сантехника Привалова!). И, наверное, я сделаю вот что: я пойду к нему… Я скажу ему: "Алексей, вы не клякса в тетради нерадивого ученика - человек не может быть кляксой. Если он буква "А", то всегда остается этой буквой, как бы криво и грязно не выписывала его на листе проданное перо. Это достойно и красиво - стоять в ряду родного алфавита". Я найду самые верные, самые убедительные слова и если для этого понадобится целая жизнь - не пожалею и ее. Надеюсь, Михаил Терентьевич поймет и поддержит меня. А сколько их повсюду - этих несчастных заброшенных Алексеев?

Прощайте, Великий Читающий Немой! Не-мой. Не мой! Прощайте!

P.S. А востребованную рынком "продвинутую" литературу я не люблю за притворство и лукавство, за грязь и насилие над чистотой и простотой бытия. Мой праведный протест против их (новоявленных кропателей? творителей?) смакования содержимого помоек и отхожих мест, против их навязчивого желания снова и снова окунать голову читателя в бочку ассенизатора, где, по их мнению, и пребывает самая главная "суть вещей". За ненависть к родному алфавиту, за насилие над языком… Что вытворяют они со словами? "Безвластно властвовать над тем, что только казалось мирозданием"; "черная пустота как немыслимый синтез культурных языков..."; "значимое как незначимое" и т.д. Всю эту чушь я выписала из отдела критики свежего толстого журнала. (Хотя, знаю, что и сама отчасти этим грешна.) Увы!

* * *

От: [email protected]

Дата: 7 декабря

Кому: [email protected]

Тема: Sub specie aeternitatis