Диана отпила глоточек вина.
— Скажу вам по всей правде, Джонет, вы меня удивили. Вам удалось удержать Алекса куда дольше, чем я предполагала. Мне казалось — и я с самого начала сказала ему об этом, — что через день-два эта интрижка ему наскучит, но вот глядите-ка, неделя прошла, а он все еще не утратил интереса! Очевидно, все дело в новизне.
Она бросила выразительный взгляд на постель.
— Хочу быть с вами совершенно откровенной, дорогая, вы уж извините мне некоторую вульгарность, но, что касается красивых женщин, у Александра всегда был богатый выбор. Женщины со всей Европы, женщины с большим опытом. Обладающие — как бы вам объяснить? — обширными познаниями и способностью к бесконечному разнообразию.
Диана улыбнулась поверх ободка своего бокала.
— Все же вы были, — она вновь улыбнулась, сумев вложить в свои слова оскорбительный смысл, — обольстительны… Весьма обольстительны. Он так сказал.
Джонет крепче сжала пальцами бокал. Пустота, которую она ощущала внутри, сменилась новым ощущением. Ей стало по-настоящему дурно.
— Еще один разумный совет на дорожку, милочка, и я ухожу. Вы приятно провели время, и вам крупно повезло, что вас приобщил к любви не кто-нибудь, а человек, по-настоящему знающий в этом толк. Однако не стоит заблуждаться и превращать прошедшую неделю в нечто большее, чем простое приключение. Это было бы неразумно. И для вас, и для Алекса.
Джонет встретилась с ней взглядом. Она все правильно поняла и оценила в тот первый вечер. Графиня была грозной соперницей.
— Вы его любите?
Диана снисходительно усмехнулась.
— Скажем так: мне нравится заниматься с ним любовью. Мы это делали много лет. И я намерена предаваться этому занятию еще долгое время после того, как вы станете для него не более чем приятным воспоминанием. Поразмыслите об этом, Джонет, когда Александр сегодня уедет. Поразмыслите об этом и благодарите Бога, что он отправляет вас во Францию.
— Говорят, тебя ждали в Эдинбурге еще на прошлой неделе.
— Ты хорошо осведомлен, — усмехнулся Александр.
— Такая у меня работа.
Александр сел к столу, ногой подтолкнув второй стул Лайлу.
— Это ты верно заметил.
Вошел слуга, нагруженный подносом, уставленным пивными кружками, кувшином эля и едой, оставшейся от завтрака. Александр дождался, пока он не выйдет, потом налил две кружки эля, всеми силами стараясь казаться спокойным.
— А я слышал, что ты собирался остаться в Лондоне. Похоже, ты проделал весь этот путь в большой спешке. Надеюсь, новости того стоят.
Лайл с наслаждением отхлебнул эля.
— Думаю, стоят. И полагаю, ты со мной согласишься.
Александр ощутил внезапную сухость во рту, его сердце учащенно забилось.
— Ты говорил с Вулзи?
— Да.
— И что же?
Лайл внезапно рассмеялся, торопясь поделиться с другом общим торжеством.
— Ты оказался прав, Алекс! Было такое письмо! И старый лис его сохранил. Письмо все еще у него.
Александр откинулся на спинку стула. Для него наступил долгожданный миг ликования, сладчайшая минута всей его жизни. После стольких лет страданий, мук, унижений имя Гэвина Хэпберна будет очищено от клеветы.
— Покажи, — сказал он тихо.
— Вот тут есть загвоздка. Вулзи не выпустит письма из рук, пока Яков не будет доставлен в Лондон.
Разочарование было столь жестоким, что Александр едва сумел овладеть собой. Он встал, с грохотом оттолкнув свой стул.
— Чтоб ему гореть в аду! Так и передай. С моими наилучшими пожеланиями.
— Неужели ты думал, что Вулзи выпустит из рук свой главный козырь?
Александр прищурился.
— Я не шевельну и пальцем, чтобы переправить Якова через границу, пока письмо не окажется в моих руках. Таково было мое изначальное условие, я, кажется, совершенно ясно выразился. Разрази меня гром, Лайл, откуда мне знать, что это то самое письмо? И кто поручится, что Вулзи отдаст его мне после того, как я доставлю короля в Лондон?
— А если он отдаст тебе письмо, откуда ему знать, что ты привезешь Якова? Как видишь, в эту игру могут играть двое.
— До сих пор я всегда держал слово. Мне казалось, что Вулзи мог бы принять это во внимание. И ты тоже. Какую бы адскую работенку вы мне ни подбрасывали, я все выполнял неукоснительно.
Александр нахмурился, пристально изучая усталое, озабоченное лицо друга.
— Ты что, перестал мне доверять, Лайл? Господи Боже, после стольких лет ты мне больше не доверяешь? — повторил он с возрастающим удивлением.
Лайл заколебался.
— Мы никогда раньше не просили тебя предать Шотландию. Если уж быть совершенно откровенным, я совсем в тебе не уверен.
— Ах, вот как это теперь называется? Я должен предать Шотландию?
Лайл заглянул ему в глаза.
— Мне так не кажется, но я не вполне уверен в том, как ты сам к этому отнесешься, сынок. Ты уж меня извини, но мне пришлось поделиться своими сомнениями с Вулзи! Черт побери, это моя работа!
— Да, конечно, — Александр сделал глубокий вздох, чтобы успокоиться, и снова сел. — Извини, Лайл. Просто… просто мне так нужно было это чертово письмо.
Он закусил губу и рассеянно провел рукой по волосам.
— Мы же с тобой всегда опасались, что все вот так и кончится. Что мы окажемся по разные стороны.