Великое делание, или Удивительная история доктора Меканикуса и его собаки Альмы

Как ни покажется странным, но ворованное казалось ему вкуснее и слаще, чем доброхотное подаяние, так как, несмотря на все несчастья свои, он никак не мог расстаться с воспоминаниями о героических битвах, о штурмах крепостей, о многодневных переходах в безводных пустынях, когда доблестные христианские воины падали замертво от жары и жажды, устилая своими благородными телами путь к крепостям неверных.

Иногда он рассказывал о своих странствиях — на постоялых дворах, попадавшихся на нашем пути, но рассказы его не производили на людей впечатления, так как к тому времени многие осмеливались откровенно смеяться над подвигами, а особенно над неудачами славных крестоносцев.

Этот бродяга, звали его Готфрид, временами очень жестоко колотил меня. Надо полагать, что, нанося мне удары, он переносился мыслью в осажденный город, так как если бы я не вырывался от него, то, по-видимому, протянул бы ноги.

Догнать меня он не мог и, немного отойдя и успокоившись, начинал упрашивать простить его, старика и воина, и продолжать путь вместе с ним. Нужно сказать, что к тому времени я стал уже — да простит мне господь бог мои прегрешения! — опытным и быстрым воришкой. Сообразить, что можно украсть, я еще толком не мог, это было делом моего хозяина, но уж залезть к крестьянину во двор или утащить у зазевавшегося покупателя кошелек с несколькими монетами мог только я.

Однажды я очень обидно обманул своего хозяина и он весь день пытался меня поймать и отколотить, а потом крикнул мне со злостью:

— Будь ты проклят, бродяга и бродяжий сын! Разве тебе быть слугой бедного и заслуженного воина, у которого каждое су — последнее су! Надо тебе стать слугой епископа, у которого мешки полны денье и дукатами, или слугой какого-нибудь алхимика, который сам себе делает золота сколько захочет, да еще ему и платят за него!..

После этих сердитых слов мой хозяин как-то сразу успокоился и задумался. Я еще никогда не видел его в такой задумчивости и подошел к нему совсем близко. Он по привычке поймал меня за ухо, но не стал выкручивать, как он это делал обычно, а привлек к себе и зашептал:

— Одо, мой мальчик, ты, кажется, мне подал мысль. И если дело выйдет, то у нас будет вдоволь мяса и хлеба и кое-что останется на кружку доброго мозельского вина, до которого, скажу тебе не таясь, я очень большой охотник.

Между нами наступили мир и согласие. Хозяин мой что-то все время обдумывал, рылся у продавцов всякой рухляди, время от времени удивляя меня совершенно необычайными покупками. Какие-то медные сковороды, стеклянные бутыли…

Когда у нас не было денег, мы принимались за нищенство и просили так усердно, что не нуждались бы ни в чем, если бы не наши покупки. Вскоре у нас появились бумага и чернила в медной чернильнице. В молодости хозяин немного учился писать; теперь он время от времени усаживался и, положив под бумагу свою кожаную сумку, выводил гусиным пером невероятные каракули, казавшиеся скорее похожими на жуков и пауков, чем на буквы.

Однажды хозяин принес купленный им где-то черный плащ до земли с капюшоном и, завернувшись в него, сказал, что с сегодняшнего дня я должен звать его не иначе, как «Готфрид Компьенский», и что всем, кто будет спрашивать, чем занимается мой хозяин, должен говорить, что он алхимик и волшебник, но что это секрет и большая тайна. Мое воспитание также продвинулось вперед. Хозяин решил, что ему понадобится ученик, и стал обучать меня чтению и письму. Я уже тогда видел, что люди, владеющие искусством грамоты, живут гораздо лучше неграмотных крестьян, и занимался хоть и урывками, но очень прилежно.

Во время своих странствий по Востоку хозяин немного изучил латынь и арабские письмена. Теперь он раздобыл на время несколько старинных рукописей и часами просиживал над ними, шевеля губами и произнося какие-то странные слова.

Вскоре я понял, что он вполне подготовился к той новой роли, которую решил играть, и что наши странствия приобретут совсем другой вид.

III

Нам удалось познакомиться с одним очень богатым купцом, на которого наш хозяин произвел впечатление скорее своим воинственным видом и грубой речью, нежели ученостью, а может быть, и тем и другим.

Купец отдал нам маленький амбар, в котором когда-то хранилось зерно, и просиживал все свободное время, наблюдая за тем, как под руководством моего хозяина складывают какую-то невиданную в этих местах печь, как мой хозяин, произнося непонятные слова, зажигает в ней огонь, как толчет и размешивает в ступе камни, куриный помет, лягушачьи кости, которые я должен был доставлять ему для этой работы. К зиме была установлена большая печь, с широким дымоходом, и впервые за много лет нам было тепло. Вскоре один из слуг продал нам убитую им сову, а после того как мы повесили ее чучело на стене, каждый, кто к нам входил, с уважением и интересом следил за тем, что делал я или мой хозяин.