Великое испытание (СИ)

Хватало только перевязать раны и позволить раненным отлежаться после чего они восстанавливались примерно через неделю и вновь оказывались на поле боя. Смертность в той войне была очень низкой, но в этой войне… чудовищной войне… гибло столько каждый день столько сколько всего не погибло в прошлой войне. Ужас!

И хотя сейчас в нашей огромной армии были целители, но даже так много кто оказывался в лазарете заболев чумой или отравившись местными водами. Этих людей отправляли обратно в их страны или они ждали, когда целители их подлатают и поднимут на ноги.

Однако целителей было слишком мало, а силы целителей были слишком ограничены чтобы спасти всех и даже им приходилось быть избирательным в этом плане. В общем даже самым ценным людям в союзной армии приходилось непросто так что нам не на что жаловаться и даже некому. Спасать жизни — это наша святая обязанность.

Следующие шестьдесят человек имели более чудовищные ранения начиная от отрубленных пальцев на руках и ногах заканчивая проломленными черепушками, отрезанными конечностями, сломанными костями, грудной клетки, оторванными органами и многими другими тяжёлыми ранениями и увечьями.

Хуже всего был последний пациент у которого отрубили обе ноги, оторвали пальцы на руках, а вторая рука висела на кусочке мяса, нижняя челюсть была оторвана, а левый глаз свисал на мясной ниточке. И при всём этом он был ещё жив потеряв огромное количество крови. Он был на сегодня последним пациент, ожидая своего спасения, но было уже слишком поздно.

Выплюнув с хрипом из своей открытой глотки сгусток крови, он в последний раз простонал и навсегда умолк, когда его грудь опустилась вниз и он перестал дышать. Он умер, державшись за жизнь из последних сил. Нам было очень жаль, что мы не смогли его спасти, когда она так ждал спасения, когда он так держался за последние нити своей жизни и надежду на лучшее.

«Прости нас.» мысленно извинилась я, попутно глядя на кучу мяса и крови на кровати.

— Уберите это. — приказал хирург и несколько людей стали растаскивать куски мяса и костей, а тряпками смывать разлившуюся на земле кровь. — И смените бельё!

Даже сквозь тряпку я чувствовала этот зловонный запах крови и дерьма. Не представляю куда денут это мясо. Возможно сбросят в водостоки и отравят близлежащие деревни хворью и чумой, а возможно бросят где-нибудь в степи чтобы их растаскали птицы или местные хищники. Я знаю они уже это делали и уверена готовы сделать ещё раз.

Я сегодня сильно устала. Раненных было так много, что в госпитале не оставалось свободных мест и остальных раненных приходилось просто оставлять на земле где-то в лагере. Зрелище сотен и тысяч раненных солдат, кричащих в агонии, было, наверное, не самым мотивирующим зрелищем в жизни. К сожалению, такова жизнь.

Где-то к ночи к нам наконец-то прибыли целители, облачённые в белые одеяния жрецов богини жизни Салус с посохами в руках. Их лица тоже были усталыми, но несмотря на это они продолжали делать то, что они умеют лучше всего: спасать жизни и вместе с этим даровать надежду.

— Где здесь самый тяжелораненый? — спросил один молодой жрец меня пока я сидела на бревне чуть ли, не дремля от усталости.

Я подняла взгляд и увидела молодого юношу с белоснежными волосами и такими же белоснежными глазами. Милый паренёк, что умудрился за весь день сохранить бодрость на своём лице, словно излучал саму жизнь со своего лица.

— Я вам покажу. — произнесла я еле-как поднимаясь со своего места.

Я повела юного целителя между кроватями с раненными бойцами. Большинство из них сейчас пытались заснуть, глядя вверх на ткань потолка госпиталя. Юноша не изменился в лице видя ужасные ранения солдат. Либо он уже привык ко всему этому либо был очень силён духом. Как бы мне хотелось иметь что-то из этого.

— Вот он. — показала я юноше тяжелораненого. — Он потерял много крови и держится в мире живых из последних сил.

— Благодарю, сестра. — сказал юноша мне и подошёл к раненному солдату.

У бедолаги порвали живот. Хирург еле как смог собрать в кучу его кишки, что выпали из его живота. Несмотря на чудовищное ранение он всё ещё оставался жив и цеплялся за жизнь словно он никогда и не собирался умирать.

— Будет сложно. — думал вслух юноша, присаживаясь рядом с солдатом. — Как долго он здесь?

— Его принесли сюда самым первым, ещё утром. — ответила я. — Мэднас перевязал ему рану, но кишку он обратно не засунул. Мы опасались, что он умрёт от боли и думали, что время его заберёт, но как видите он ещё жив.

Услышав мои слова, юноша положил руки на тело раненного солдата заставляя его скривить лицо от боли. Юноша закрыл глаза и начал произносить заклинание наполняя эту часть госпиталя неким успокаивающим пением.

Его руки начинали становиться всё ярче и ярче сияя зелёным светом. Лицо раненного солдата больше не излучало боль, а выпавшая кишка залезала обратно будто бы только ожила и решила вернуться к себе в норку. Кровь также просачивалась обратно в рану пока в конце концов, и сама рана не исчезла будто бы её и никогда и не было, не оставив от себя даже следов крови.