Великое Лихо

- А припас как же? На себе тащить? Одежу, оружие, харчи, ночевники, шатрянку - пуп развяжется!

- Значит, возмем лишь самое нужное! - коротко, как и Луне, ответил волхв, и добавил: - На легке пойдем, на лызунках.

- На чем? - переспросил вагас.

- На лызунках. Палки такие, тесанные, с загнутыми концами. Посреди ременная петля. Ноги в эти петли суешь - и бежишь, скользишь по снегу, словно на санях, понял? Все, теперь о другом. Фарн, все знаю, а потому неволит тебя не хочу, скажи лишь - что Нежа, пойдет за тебя?

Луня с Зугуром разинули рты, а этрос неожиданно покраснел, как красна-девица, кивнул, и выговорил, коверкая слова, по-родски:

- Она... соглашаться! Она видеть меня... в свой дом!

- Вот тебе раз! - развел руками Зугур: - Ты что ж, молчун этросский, бабу себе завел? И с нами - ни полсловечка?! Тьфу, пропасть, а ещё друг!

- Я... знать. Я вам... нужно... Но Нежа... Она одна. Я ей тоже... нужно. И она мне! - Фарн нагнул голову, чтобы скрыть от побратимов ставшими подозрительно влажными глаза.

- Изменник ты! - бешено крутнул белками глаз Зугур: - Бросаешь нас? Испугался? Нашел себе зазнобу и за бабий подол ховаешься?

Фарн ещё ниже опустил голову и ничего не ответил побратиму на обидные слова. Зугур уже шагнул было к нему, но Шык перехватил горячего вагаса и махнул рукой:

- Успокойся, Зугур, это не он нашел, это она его нашла. Нежа третий год вдовая, погиб мужик её, коваль Цип, лесиной придавило. Сильно горевала она, но горе, оно тоже не вечное. Я думаю, роды примут Фарна - такой мастер, да и мужик здоровый. На Ципа, кстати, похож чем-то, как же я раньше не углядел? Вот бабий глаз, а?

- Но наш поход!.. - Зугур снова вскочил и заходил вдоль небольшого стола: - Вчетвером мы ещё могли что-то содеять, а втроем-то точно не дойдем!

Шык хряпнул кулаком по столу:

- Зугур! Остынь, избу сожжешь! Это не беда, что Фарн остается, Ладин дар всегда неожиданно случается, чего уж тут. Помниться мне - Хорс про ТРЕХ людей говорил, а против воли богов идти негоже. Тут даже и не против богов - против Судьбины ты хочешь сладить. Это ж не Хорс, вещий Белун сказал трое! Значит трое. И все, закончим и об этом, давайте на боковую, мне завтра с ранья отлучиться надо будет. Луня, Зугур, займитесь припасами, одежой, лызунки подберите. Ну, покой-сон вам, други!

Луня, лежа под теплым одеялом из овчины, слушал завывание ветра за дверью, и все никак не мог взять в толк - как и когда статная Нежа успела окрутить молчуна Фарна? Где - это понятно, в кузне. Нежа, по старой памяти, всегда возле ковалей, она им заместо мамки - и харчи сгоношит, и постирает, и подмогнет, когда надо, а то и сама за молот-кувок возмется. Но времени-то прошло - всего ничего!

"А Руну ты и вовсе два раза всего зрил, однако ж до сих пор помнишь!", - укорил Луня сам себя. Да, прав волхв - Ладин дар всегда неждан и всегда сладок... С этими мыслями в голове и ликом Руны перед глазами Луня и уснул.

* * *

Наутро Шык быстро собрался, взял еды, оделся потеплее, сказал Луне и Зугуру, что вернется дня через три, и ушел куда-то на полночь, оставив побратимов в полном неведении. Фарн с самого утра пропадал в кузне, где уже стал своим, уважаемым и опытным мастером, к слову которого прислушивались, а к делу - приглядывались остальные ковали.

Оставшись вдвоем, Зугур и Луня отправились махать мечами и упражняться в других ратных делах. Так прошел день, а вечером Фарн не пришел ночевать осталься у Нежи. Луня днем слышал от ребятишек, что вож благословил нового члена рода, а Совет нарек Фарна родским именем Могун, что значит "Умеющий, Могущий, Умелый"...

Прошло три дня, но Шык так и не объявился. Наступил праздник Свида, и Луня с Зугуром, встав пораньше, одев самую нарядную одежу, начистив оружие, пошли на вечевую поляну посреди селения, у колодца - на людей посмотреть, может, и себя показать.

Рассвело. Посреди поляны полыхал огромный костер, почти что пожар, вкруг него молодые роды, парни и девушки, вели хоровод, пели веселые песни, призывая Лялю скорее прийти, одолеть студеного Зюзю. Вокруг бегали ребятишки, а старики и бабки, стоя в сторонке, прихлопывали в ладоши, улыбались, глядя на нарядную молодежь.

Всю ночь накануне хозяйки, не смыкая глаз, пекли блинцы, замесив жидкое тесто из муки, молока и яиц. Каждый блинец - Яров лик, съешь его сам станешь, как Яр, снега вокруг себя растапливать будешь, Ляле помогать.

Вот вышел на вечевую поляну вож, в шкуре медведя-Влеса, с Посохом рода в руках. Все затихли, обратили свои взоры к вожу, а он, трижды ударив Посохом о земь, громко крикнул:

- Радуйтесь, роды, ибо конец холодной зиме наступает! Идет, идет из-за полуденных лесов девица-красавица, Весна-Лялица! Скоро уже растают снега, уймуться злые ветры, сгинут трескуны-морозы! Скоро весна-красна придет! Веселитесь, роды, и радуйтесь!

Вокруг загомонили, ребятишки закричали, помчались к большим столам на краю поляны, где стояли блюда, на которых горами возвышались укрытые овчинами, чтоб не остыли раньше времени, румяные маслянистые блинцы.