Великое Нечто

— Крам, Крам! Где ты? Поговори со мной! — крикнул Грзенк, оставшись в одиночестве.

Из предания он помнил, что мудрец имел привычку на десятилетия задумываться по самому пустяковому поводу, и опасался, что это произойдет именно теперь, когда ему необходима помощь.

— Что ты хочешь? — нетерпеливо и раздраженно спросил голос. — Только отвечай быстро! Считаю до трех и ухожу. Раз… два…

— Я… я хочу тебя увидеть. Трудно говорить с пустотой, — выпалил Грзенк первое, что пришло ему на ум.

— Увидеть меня? — удивился Крам. — Ну что ж, смотри…

В темноте словно вспыхнул прожектор. В его луче, в том месте, где свет разбивался о стену лабиринта, сидел мрачный заросший партизан в тулупе с оторванным рукавом, в шапке-ушанке. Его борода была такой длины, что тянулась в бесконечность, за очерченный прожектором круг. Рядом с партизаном лежал трофейный немецкий автомат «шмайссер» и противотанковая граната. Время от времени партизан подносил ко рту трубку с длинным чубуком и выдувал мыльные пузыри. Выдув очередную партию пузырей, партизан поднял пытливые голубые глаза-льдинки на Грзенка и спросил:

— Ну как? Впечатляет?

— Неужели ты Крам? Я не таким тебя представлял, — поразился Грзенк.

— А вот это неправда. Ты увидел меня именно таким, каким хотел увидеть, — не согласился партизан. — Разберись-ка получше в себе. В этом мире все так, как ты хочешь, чтобы оно было, и не может быть иным.

— Но почему?

— Потому что этот мир — ТЫ. Сейчас мы в тебе. Добро пожаловать в Грзенка! — Собеседник хитро прищурился и выдохнул такой большой пузырь, что оказался в его центре.

— Так ты во мне? — ошарашенно переспросил Грзенк.

— Разумеется. Ну и дыра, правда? — И партизан заговорщицки подмигнул ему.

— Почему же дыра? Совсем не дыра, а очень милое место, — обиделся Грзенк, по-новому оглядывая сырые камни лабиринта. Потом он вновь посмотрел на Крама, ожидая продолжения. Что-то подсказывало, что Крам сообщил ему далеко не все, что хотел.

— Урок второй, — продолжал Крам, — существование в Иллюзорном мире — штука тонкая. Все, что ты знал раньше, здесь не пригодится. Привыкай смотреть на мир и на себя новыми глазами!

— Я пытался, но у меня не выходит, — проворчал Грзенк.

Он посмотрел вниз, где при жизни ему привычно было видеть свое тело, но в который раз увидел лишь пустоту.

— Если я вижу тебя, почему не вижу себя? — спросил он.

— По двум причинам, — объяснил Крам. — Первая причина: потому что ты умер. А вторая и главная причина: потому что нельзя быть в самом себе и видеть себя. Для этого тебе пришлось бы вывернуться наизнанку, что было бы крайне неэстетично.

— А если бы я был не в себе, я увидел бы себя? — спросил Грзенк, путаясь в новых понятиях.

— Если бы ты был не в себе, я не стал бы разговаривать с чокнутым. — Партизан притянул за ремень автомат. — Просто поставил бы тебя к стенке и — тра-та-та!

— Знаешь, Крам, — раздраженно сказал Грзенк, — я ничего не понимаю. По-моему, все это какая-то чушь.

Крам грустно кивнул:

— Вот именно, чушь. Я же говорил, разберись в себе.

— Почему я должен доверять тому, что ты говоришь? — Неожиданно Грзенку показалось, что его водят за нос.

— А это ты уж решай для себя. Доверие или есть, или его нет, — пожал плечами Крам. — Самое сложное — доверять вопреки всему и даже вопреки разуму, просто доверять, и все. Только такое доверие в конечном счете вознаграждается.

— Ладно, — сухо заявил Грзенк, — нельзя ли подальше от теории и поближе к практике? Как мне выбраться из лабиринта и попасть в Иллюзорный мир? Я обязательно должен…

— …увидеть и спасти Лирду? — закончил за него Крам.

— Да. И еще я хочу…

— …отделаться от майстрюка? — снова подсказал партизан.

— И отделаться от майстрюка, — ошарашенно повторил Грзенк. — Так как мне сделать все это?

— Понятия не имею. Я пророк, а не мелкий предсказатель, — пожал плечами Крам. — Моя задача — спрогнозировать развитие цивилизаций на миллионы циклов вперед, а не доставать из шляпы кроликов.

Неожиданно партизан вспомнил о чем-то, и тут же у него на лбу появилась озабоченная складка.

— Ну, мне пора, — сказал он, — опаздываю к поезду.

Он поднял автомат и проверил, хорошо ли вставлена обойма. Потом выдвинул что-то из темноты, и Грзенк увидел, что это ящик со взрывчаткой.

— Послушай, что ты собираешься делать?

— Разве непонятно? Взорву все к чертям собачьим! Бам! — и состав сходит с рельсов, превращая всех фашистов в месиво.

— Послушай, Крам, как вы могли до этого докатиться? — Грзенк был так возмущен, что забыл о своем незавидном положении и о том, что сейчас останется один в пустоте лабиринта. — Ведь это ты открыл путь к поискам Великого Нечто! Ты написал законы, по которым развивается наша цивилизация!

Партизан, крякнув, взвалил на плечо громоздкий ящик с динамитом.

— Это законы для живых, — возразил он. — И в конце концов, могу я взять отпуск? Мудрецам тоже хочется иногда расслабиться и пустить под откос составчик-другой… Мудрость — это тот же ящик с динамитом. Рано или поздно он взрывается, и все летит в тартарары.