Великое Нечто

Корсаков представил, как Путята ночью пробирается по болотистому броду, ведя в поводу навьюченную сокровищами лошадь. Дыхание сбивается. Ноги подгибаются от усталости, а погоня уже где-то близко. И вот он выходит на поляну у ручья. Лопаты нет, есть только меч — а мечом глубокую яму не выкопаешь. Путята озирается, взгляд его падает на Черный камень, потом он подходит к ручью и, поставив сундук на землю, жадно пьет. Корсаков живо представил все это, и у него мелькнула идея.

— Я бы спрятал сундук на дне ручья. Вначале, разумеется, набил бы карманы самым ценным, а потом вырыл бы под мостом на мелком месте яму и спрятал бы сундук. Вода бы мигом все заровняла. Или, еще лучше, отошел бы с сундуком выше по течению. Тогда даже собаки не взяли бы след.

Никита с сомнением покачал головой.

— Вообще-то мысль неплохая, но сундук увяз бы так, что и не достанешь. Места все-таки болотистые.

— Ну а ты куда бы спрятал? — раздраженно спросил Алексей.

Бурьин достал потрепанную записную книжку, в которой номера телефонов знакомых перемежались кривыми столбиками финансовых выкладок и наспех нацарапанными, видимо ими же самими, телефонами девиц. Никита решительно вырвал из книжки страницу и с бестолковостью начинающего картографа воспроизвел на ней поляну у ручья. Кривой линией, наискось пересекающей лист, он показал ручей, двумя черточками обозначил мостик, а чуть в стороне от ручья, примерно в десяти шагах от выкорчеванного пня отметил и заштриховал большой черный круг — камень.

— А теперь давай думать! — сказал он.

Как ни плохо была начерчена схема, все же она давала некоторое представление о поляне. Почему-то особенно притягивал взгляд заштрихованный круг ближе к нижнему правому углу страницы…

Пока в летнем домике происходил совет кладоискателей, Лирда, Грзенк и Дымла сидели в хозяйской комнате рядом с печкой.

— Кого-то не хватает для полноты картины, — сказала Лирда, заглядывая под стол.

— И я даже знаю кого, — усмехнулась Дымла. — Спорю, он сейчас появится. — Она бросила в чашку кусочек сахара и, лениво помешивая чай ложечкой, добавила: — А вот и он. Легок на помине.

Прямо через стену в комнату просочилась лохматая дворняга. Половина ее туловища с головой и передними лапами уже прошла сквозь бревна, другая половина еще оставалась снаружи. В этот момент пес зевнул и почесал за ухом задней лапой. Это было непередаваемое зрелище, сродни тому, как если бы перерубленная пополам лошадь Мюнхгаузена вдруг высунула из небытия свое заднее копыто.

— Пр-ривет! А вот и я, — сказал Бнург.

— Дождь еще идет? — поинтересовался Грзенк.

— Идет! — подтвердил пес, анализируя ощущения задней частью своего туловища.

Бнург взглянул на Лирду и вдруг воскликнул:

— Эй, у тебя все нормально?

Девушка сидела, прислонившись спиной к нетопленой печи. Лоб и щеки у нее покраснели; ее бил озноб. Зрачки были расширены, руки судорожно шарили по краю стола, будто в поисках какого-то невидимого предмета. Бнург обеспокоенно положил морду ей на колени.

— Я… Сейчас все будет хорошо, — приглушенно сказала Лирда.

Она попыталась встать, но, сделав несколько неуверенных шагов, почти рухнула на красное лоскутное одеяло бабы Паши.

Три взволнованных призрака подскочили к ней.

— Что происходит? Ты ранена? Майстрюк оказывает на тебя телепатическое давление? Дал протечку реакторный желудочек? — наперебой спрашивали они.

— Сама не знаю… Мне холодно. — Лирда едва разомкнула зубы. — Я простудилась.

— Простудилась? Ты? Это исключено! — удивился Грзенк.

Он приложил ладонь ко лбу Лирды и убедился, что она вся горит. Неужели у нее жар, но этого просто быть не может! Мрыги могут простудиться, лишь оказавшись в жидком азоте.

Лирде между тем становилось все хуже. Она металась, словно в горячке. Зубы у нее были стиснуты, а по разгоряченному лбу сбегали крупные капли пота. Пес лизнул ее в щеку и не на шутку встревожился.

— Соленые! — пораженно воскликнул он. — Соленые! Это невозможно!

— Сделайте же что-нибудь! Освободите ее от влияния этой дурацкой планеты! Она уничтожает ее! — крикнул Грзенк.

Зато баба Паша, вернувшаяся получасом спустя, все поняла, стоило ей взглянуть на Лиду.

— Простудили красавицу. Где это видано по такой дожжине гулять! И одежу мокрую не сняли!

Она подбоченилась с видом самым что ни на есть решительным, как генерал перед большим сражением, и начала отдавать отрывистые команды:

— Растереть ее нужно! А ну, Катька, помогай! А ты, как там тебя, уж не упомню, давай отсюда, нечего тебе смотреть! Давай, давай, на веранде подождешь! — И баба Паша чуть ли не за шкирку выперла Грзенка из комнаты, хотя бедный призрак изо всей силы тщился остаться.

Вслед за ним она вытолкала и дворнягу, бестолково вертевшуюся под ногами.

— Никакой от мужиков пользы нет, все равно как мебель какая, — проворчала баба Паша, захлопывая за ними дверь.

Вслед за тем она быстро раздела послушную и дрожащую Лиду и принялась энергично растирать ей спину, плечи и грудь скипидаром.

— Чего смотришь? Давай помогай! Развешивай покуда одежу! — велела она Китти.