Великое Нечто

Я большой специалист по страху и всегда с ним боролся, и всегда он меня побеждал. Страх настолько живуч в моей природе, что я сам часто замуровываю себя страхом, как узник в крепостной стене. Все подлости и унижения в моей жизни, вся ложь и все случаи, когда я быстро, не оглядываясь, проходил мимо чужой беды, были вызваны только страхом или опасением, что мой страх будет замечен, то есть опять же страхом.

(Здесь несколько зачеркнутых строк.)

Однажды, когда мне было двенадцать лет, я переводил мою пятилетнюю сестренку через дорогу (не знаю, где были родители и почему они об этом так никогда и не узнали). Она уронила на проезжей части пакет с игрушками. Игрушек было много, и все мелкие: куклы в ванночках, колесики, кубики, пузыречки от лекарств, кошельки с вышедшими из употребления монетками, — и, разумеется, вся эта дребедень раскатилась по дороге.

Сестра, не веря такому вселенскому горю, выдернула свою руку из моей и с громким ревом стала собирать своих пупсят.

А дорога эта была с сумасшедшим движением. Не проходило недели, чтобы кого-то не сбило. Светофор выше по улице ловит поток, а потом разом выпускает его. А тут еще небольшой поворот, в который вписываются не тормозя, и сразу же метров через двадцать после поворота — мы. Слыша, как приближаются машины — именно слыша, но еще не видя, — я схватил сестру за руку и попытался утащить ее с дороги, решив пожертвовать игрушками. Но она с плаксивым криком: «А-а-а! Пусти меня!» — выкрутилась, укусила меня и, бросившись животом на асфальт, принялась сгребать свои сокровища. И тут выскочил весь этот гудящий поток. Схватить дурынду во второй раз я уже не успевал. Помню, подумав: «Сама виновата! Не погибать же двоим!» — я бросил свои попытки спасти ее, прыгнул на бордюр и зажмурился. Завизжали тормоза. Я повернулся и увидел, что белая иномарка остановилась в каких-то считаных сантиметрах, а сестра с воем собирает с асфальта игрушки и ссыпает их в пакет.

Она так и не ушла с дороги, пока не собрала всех своих пупсиков, и, зареванная, прижимая к животу пакет, направилась домой. Получалось, что я предал ее, а она вдвойне победила: и игрушки спасла, и сама уцелела. Она победила, я проиграл. Навсегда проиграл.

После этого случая я стал исследовать страх и себя в страхе. Вначале по-детски, а потом все более и более осмысленно. Причем тот случай на дороге не был единственным… Каждый день я совершал как минимум два или три поступка, которые были вызваны исключительно страхом в той или иной его форме. Это были пустяковые страхи, но были страхи и глобальные. Все побуждения моей юности диктовались страхом — вернее, желанием от него избавиться. Но боролся я, как оказалось, не с самим страхом, а только с предпосылками его возникновения, а это все равно что кутаться зимой в двадцать пять шуб, стараясь согреться, а потом сообразить, что идешь по снегу босиком.

Первое время я думал, что природа страха физическая. Мне казалось, что внутренне я свободен и не боюсь ничего, а вот боль или смерть — причина моего постоянного страха и беспокойства.

И я стал заниматься культуризмом и рукопашным боем — но страх не ушел, даже когда мне сломали нос, только отодвинулась его граница. Я понял, что многие из тех, кто активно занимается карате, ушу, боксом, как раз более других подвержены всякого рода комплексам и именно таким вытесняющим образом с ними сражаются. Почти всех спортсменов, с которыми мне довелось говорить, в детстве или юности обижали сверстники — и теперь они делают все возможное, чтобы это не повторилось.

Например, думал я, кто проявляет больше смелости, вступаясь за девушку вечером в парке: я, физически сильный, поднимающий донышком кверху двухпудовую гирю, или какой-нибудь дохлый бухгалтер-очкарик? Тут и спорить нечего: бухгалтер смелее в пять раз, потому что он наверняка знает, что угодит на больничную койку…

Потом уже, студентом, я стал спускаться под землю, исследовать подземную Москву — думал так победить страх. Нет, не победил, хотя из семи моих приятелей один задохнулся в заморыше, а другой, не заметив люка, провалился и долго лежал с переломом позвоночника. Прыгал я и с парашютом, но вывалиться из самолета с закрытыми глазами и торопливо дернуть за кольцо — самооборона труса, не более.

Мне казалось и до сих пор кажется, что если бы я смог выдавить из себя весь страх до капли — то был бы счастлив. Я даже составил некую примитивную табличку, которая, по моему мнению, отражала типологию страха. Страх бывает:

1. Страхом внешним — перед болью, физическим уничтожением.

2. Страхом внутренним (угрызения совести, тоска и т. п.).

Причем страх внутренний всегда обусловлен страхом внешним.

3. Страхом потенциальным, или возможным. Это страх потерять здоровье, когда ты здоров, оглохнуть, ослепнуть, заболеть раком или страх, что все это случится с людьми, которых ты любишь. Это самый «страшный» страх, страх, который у тебя в крови.