Великое Нигде-1: Побег из Шуршенка (СИ)

– Это же заднеприводная улитка, Брокк. Посмотри на узор раковины. И раковина такая же фиолетовая. Заднеприводные очень своенравные. Помнишь, как мы на такой же из Ракком-сити удирали? Еле-еле заставили набрать приличную скорость. Нас даже тот старикан-зомбак едва не догнал на своей скрипучей инвалидной коляске. До сих пор с содроганием вспоминаю мерный визг коляски, его протянутые к нам полусгнившие руки и пустые глаза. Проклятье, как будто есть специальные инвалидные коляски для погони за жертвой на тот случай, если ты превратишься в зомби. А потом не могли эту рогатую заставить остановиться. Не, нафиг. Желательно на этом бы тоже не передвигаться на большие расстояния… да и на маленькие. – Гербес показал белую видавшую виды машину с красной окантовкой, похожую на толстую торпеду с гребным винтом. Сбоку к аппарату приделали неуклюжую коляску. – У меня нет доверия к машинам, которые выглядят, как гигантские тюбики зубной пасты…А к тем, кто их седлает, тем более нет.

В придорожном баре “Золотая перчатка, которую надел Джек” играла ныне забытая “Щенячья любовь” и хватало разнообразного народу. Хотя как забытая? В интернете никогда ничего не забывается окончательно. Интернет постоянно всем обо всём напоминает, даже о том, о чём ты никогда не знал и знать не хотел.

Автор мог бы описать крутую драчку, многое поведать о барах, так как является признанным бароведом в некоторых кругах, треугольниках и почётном пятиугольнике “Синусный коснус окосневший”, куда берут каждого третьего, но автор уже столько писал о барах и столько иронизировал над барами, что удивительно, как он вообще не спил… сался?!

Броккен заприметил синего тонконогого и тонкорукого типчика с треугольными наростами на голове, в красно-белых ботинках и белых перчатках. Типчик держал в руке бокал с пузырящимся коричневым напитком и общался с шаровидным толстяком в чёрных штанах, красной куртке и тоже белых перчатках. У толстяка были синие круглые очки без дужек, как бы вставленные в глаза, и длинные рыжие топорщащиеся усы, как у Рокфора, учуявшего сыр.

– И как отыскать тех, кто едет в Новаском? – спросил Броккен. – Вон, давай у них спросим. Вид у них вроде миролюбивый.

– Не дрейфь, брат, всё под контролем. Айда к стойке.

– Я и не дрейфлю, – пожал плечами Броккен.

Гербес подманил веснушчатого бармена пальцем и спросил:

– Есть такие, кто в Новаском собирается?

Бармен кивнул на синего типчика с усатым толстяком.

– А, чёрт! А ещё кто?

Бармен показал на парня в белом скафандре с весьма рельефной мускулатурой. Скафандр имел небольшой встроенный ранец и был перетянут крест-накрест синими подтяжками и синим поясом с чёрной кобурой на боку. Голову парню заменял земляной червяк исполинских размеров. Руки стягивали синие же перчатки.

Червяк сидел за столом, уперев одну руку до локтя в бедро, а другую положил на столешницу. Он зверски скалил зубы и пучил глаза, которые из-за маленьких разноцветных зрачков походили на глаза маньяка.

Компанию червю в скафандре составляли пузатая кружка пива и зелёный старик. Старик мирно храпел, положа руки на стол, а голову на руки. Кружка периодически подносилась ко рту. Старик периодически ворочал головой.

– Да они все тут выглядят, как психи! – сказал Гербес. – Нормальных-то нет?

Неразговорчивый бармен покачал головой.

– И питают слабость к синему цвету, – заметил Броккен.

Заиграла не менее забытая “Вы меня похитили!”. Гербес вздохнул.

– Ну пошли к этому червю и зелёному деду.

Червь в скафандре оживлённо разговаривал сам с собой.

– Коровы… коровы… – с ненавистью повторял он.

– Коровы? – насторожился Гербес, которому коровы с помощью нехитрой цепочки ассоциаций напомнили об изнасилованиях.

Червяк кивнул.

– Я с натугой переносил цветочных коров до коровника... Чёртовы пришельцы пытались их похитить, но я защитил коров, затушил их в огромном чану, а потом… потом одна из коров раздавила мою возлюбленную, даму-в-беде как её там, упав на неё сверху в тот самый момент, когда я после долгих лет скитаний отыскал её. С тех пор и пью.

“Белая горячка, – мелькнуло в голове у Гербеса. – Этот червь весь проспиртован текилой.”

“Бедняга”, – подумал Броккен.

– Давно это случилось? – участливо спросил Броккен.

– 30 лет назад. Когда-нибудь я разыщу корову-убийцу и отомщу ей… Я тоже упаду на её возлюбленную сверху... раздавлю в лепёшку гадину… гадину-говядину.

Червь выставил перед собой руку и сжал её во внушительный синий кулак.

– Мне очень жаль, – монотонно проговорил Гербес и представился.

– Жим-Жим, червь Жим-Жим, – в ответ представился червь в скафандре.

– Тебе что-то надо менять в своей жизни, Жим-Жим.

– Моя любовь раздавлена бездушной коровой. Всё тщетно и тленно…

– Но тщеславие влечёт меня наверх! – встрял Гербес.

– Влечь наверх должны здравый смысл, ну или зависть и жадность.

– А последние по утрам дают мне пинка. Тогда я падаю на пол и сильно ударяюсь головой.

– Стиильноо, – глухо промычал старик, как заправский зомби, не поднимая головы. – Гыыы… ыыы.