Великое плавание

Господи, ну конечно, это верно! Как я не догадался об этом раньше? Меня ввела в заблуждение его индейская одежда. Но разве не так же точно переходил он по канату, переброшенному с «Ниньи» на «Санта-Марию»?

Защитив от солнца глаза, я всматриваюсь в темную фигуру. Ну конечно, это он, это Орниччо!

Тордальо заряжает аркебузу и еще раз наводит ее вниз. Я бросаюсь к офицеру и выхватываю у него ружье. Горячее дуло обжигает мне руки.

Там внизу человек, уже перебравшись через пропасть, перерезывает канат. Хвала господу, он спасен! Теперь ему остается подняться в горы – пропасть защитит его от преследователей.

Над гребнем перевала показываются взмыленные морды лошадей, и через минуту разгоряченные всадники Охеды выезжают на дорогу.

Алонсо Охеда с поднятым мечом устремляется к пропасти.

– Орниччо, беги! – кричу я. – Беги, беги, Орниччо! Но что это? Он и не думает о бегстве. Укрепив веревку, он один ее конец спускает в пропасть.

Ободренный присутствием Охеды, Тордальо снова берет у солдата аркебузу.

Человек на гребне скалы, упираясь ногами в землю, быстро-быстро перебирает руками.

Внизу на веревке повисает темная фигурка. Это женщина, я вижу ее развевающиеся волосы. Она поднимается все выше и выше. Вот она хватается за гребень скалы, и Орниччо помогает ей вскарабкаться.

Тордальо становится на одно колено, он целится, прищурив глаз.

Но он не один. Четверо дворян Охеды, спешившись, становятся позади него. А те двое на скале как будто и не видят грозящей им опасности. Они снова опускают веревку в пропасть.

Вдруг я слышу дикий крик. Это Роса с пеной у рта бьется в руках удерживающих его солдат. Не перенеся ужасного зрелища, он, закрыв глаза, ринулся было в пропасть, но товарищи удержали его.

– Убийцы, – кричит он, – проклятые! Испанцы, что вы смотрите, здесь убивают женщин!

– Бросьте оружие! – вдруг слышу я звонкий голос и не верю своим глазам: выпрямившись в седле, величественный и помолодевший, адмирал въезжает в толпу солдат. – Оставьте в покое этих людей, – говорит он, повернувшись к Охеде. – Это индейцы Веечио. Они не принимали участия в битве ста касиков. А на вас, офицер Тордальо, за самовольные действия я накладываю десять суток ареста.

Солдаты Охеды отступают, бормоча ругательства. В самый последний момент, когда мы готовимся тронуться в дальнейший путь, я замечаю, что один из людей отряда передает рыцарю Охеде аркебузу. Я бросаюсь к нему, пуля обжигает мне щеку, но я явственно вижу, что напротивоположной стороне пропасти Орниччо, пошатнувшись, хватается за грудь и затем медленно-медленно начинает падать на руки подхватившей его женщины.

ГЛАВА XIV «Исцеляющая раны» и «нагоняющая сны»

Вот при таких обстоятельствах господь привел мне свидеться с Орниччо.

На шестой день пути я дошел до покинутой деревни. Губы мои пересохли от жажды, и мне негде было укрыться от солнца. Все дома были разрушены.

В конце деревни я заметил полуразвалившуюся хижину. Одна стена ее была пробита и обвалилась, но крыша была на месте, и я ступил под ее благодетельную сень.

Вот уже около месяца, простившись с господином, я скитаюсь по этой стране и вижу только обломки и развалины. Адмирал, прощаясь, заклинал меня не пускаться одному в путь, но индейцы, унесшие тело Орниччо, отправились в горы. И как я мог не последовать за ними? Опасения адмирала, однако, не сбылись: никто не останавливал меня в пути, и я уже давно потерял надежду увидеть где-нибудь хоть одно живое существо.

Поэтому, когда при моем появлении две темные фигуры шарахнулись от меня в глубину хижины, я сам вздрогнул от неожиданности.

Старый седой индеец тотчас же поднял над головой трясущиеся руки. Такому жесту местных жителей научили солдаты Охеды. Это должно было обозначать, что индеец – мирный и не поднимает против белого оружия.

Маленький голый индейский мальчик с вытаращенными от ужаса глазенками робко тронул меня за руку. На ладошке он протягивал мне несколько крупинок золота. Я отстранил его ручку.

Только одна женщина даже не пошевелилась при моем появлении. Она сидела на полу хижины над грудой каких-то лохмотьев. В полутьме я не разглядел, что она делает.

Длинные черные волосы, свешиваясь до самого полу, закрывали ее лицо от меня.

– Бери золото и уходи, – сказал старик на языке мариен, единственном, который хоть немного понимали европейцы. – Это все, что есть в нашей хижине.

– Я не ищу золота, – ответил я. – Я шел, не останавливаясь, семь дней и семь ночей и изнемогаю от жажды.

– Дай ему напиться, Тайбоки, – сказал старик.

Тайбоки?! В одну минуту я понял все. Одним прыжком я бросился на середину хижины. Женщина, распростерши руки, закрыла от меня груду лохмотьев. На них лежал человек, укрытый от мух плащом.

Откинув плащ, я увидел бледное лицо, которое я тотчас же узнал, несмотря на то, что густая черная борода совершенно изменила его. Глаза были закрыты.

– Орниччо, брат мой, Орниччо, друг мой! – шептал я, становясь на колени. – Я здесь, Франческо здесь. Орниччо, посмотри на меня!

Женщина, нисколько не удивившись, подвинулась, чтобы дать мне место.