Великое таинство

— Наступил час первого суда, — напомнил несущий меру Маат. — Заслуживает ли этот постоянный жрец, чтобы его мумифицировали и призвали на суд богов? Если у кого-нибудь из вас есть, в чем его упрекнуть, пусть выскажется.

— Бега нарушил свою клятву и служил делу зла, — во всеуслышание объявил Безволосый. — Он хотел уничтожить Древо Жизни, осквернить Великое таинство Осириса, убить верховную жрицу и ее сестру Нефтиду. Список его злодеяний так велик, что его надлежит осудить. Он не будет мумифицирован, но его сожгут вместе с красной восковой фигуркой Сета. И от него ничего не останется.

Безволосый омыл ноги Исиде в серебряном тазу Сокариса, затем украсил ее шею гирляндой чеснока. У всех участников таинства было на шее ожерелье с завитком в виде ключа жизни. Затем, на заре, его поднесут душам чистых сердцем и тем самым предадут их свету.[59] Благодаря чесноку очищается лицо, становится здоровым сердце и отпугивается ночная змея.

В конце ритуала пять чувств Икера приоткрылись. Но для того чтобы они проявились во всю силу, требовались новые превращения.

Теперь, когда Сет был покорен, зло устранено и путь освещен, ладья Осириса вернулась в Дом золота. Секари с перевязанным плечом почувствовал себя лучше.

Исида не могла разделить всеобщей радости от замечательного успеха, потому что ее терзала тревога.

Кто — фараон или Провозвестник — одержит победу в сражении на Красной горе?

Месяц хойяк, день двадцать пятый (13 ноября)

Мемфис

Фараон произносил каждую фразу ритуала восхода солнца так, словно исполнял его в последний раз.

Возможно, через несколько часов храмы Мемфиса исчезнут, поглощенные огненным потоком, который затем рухнет на Абидос.

В двойной короне, в схенти с фениксом, царь вышел из святилища и отправился в сторону Красной горы.

На довольно большом от нее расстоянии он приказал своей свите оставить его одного.

Исиде удалось совершить Красный ритуал, и Икер — в конце пути воскресения. Но последние этапы представляли серьезную опасность.

Кратер пылал, камни стали пищей бушующего пламени Сета. Лава этого гигантского вулкана кипела и была способна низвергнуть в небытие вечные труды всех фараонов со времен первой династии.

Освободившись от бестолковых мелких сообщников, Провозвестник чувствовал, как растет в нем разрушительная сила. Ударив по Египту, он ударит по всему миру и лишит его Маат.

На краю кратера, безразличный к жесточайшей жаре и к пылающим под собой камням, стоял Сесострис.

— Наконец ты пришел, фараон! Я знал, что ты не побежишь и посчитаешь себя способным противостоять мне. Какое тщеславие! Значит, ты умрешь первым, раньше, чем остальные, которые не обратятся в новую веру.

— Твои пособники уничтожены.

— Ну и пусть! Это так мало значит. Это были лишь жалкие насекомые, и они принадлежат прошлому. Я же готовлю будущее.

— Вера, насаждаемая силой, и застывшие, как смерть, догмы… Это ты называешь будущим?

— Моими устами говорит бог, я передаю его приказания, и смертные должны им подчиниться!

Гигант посмотрел прямо в глаза Провозвестнику, которые вспыхнули огнем, потом словно заволоклись пеплом. Он не выдержал присутствия столь стойкого и неустрашимого противника.

— В моих руках абсолютная и нерушимая вера, и никто не сможет ее изменить! Почему же ты отказываешься это понять, Сесострис? Твое царство угасает, а мое начинается. Рано или поздно народы поклонятся мне и соберутся вокруг меня.

— Египет — это царство Маат, — твердо произнес фараон. — Оно не может принадлежать фанатику.

— Преклони колена и воздай мне почести!

Белая корона Сесостриса превратилась в луч света — столь ослепительный, что противник был вынужден отступить.

В приступе ярости Провозвестник схватил неподъемный камень и бросил его в сторону Сесостриса.

Лицо монарха опалило кольцо пламени.

Второй камень ударил его по лбу. Оттуда вышел урей, кобра. Пламя, которое она изрыгнула, заставило рассыпаться летевший камень на тысячу кусков.

Провозвестник плохо видел своего врага и не мог найти в нем ни малейшей опоры изефет, которая помогла бы ему разбить защиту.

Несмотря на нестерпимый жар, Сесострис шел вперед.

Спираль, окружавшая его красную корону, отделилась от нее и обвилась вокруг шеи Провозвестника. Тому все же удалось освободиться от этого аркана, который нанес ему глубокую рану. Утопая в собственной крови, он выл от боли, и его вопль дошел до самых глубин земли.

— Демон ада, души свои истоки, опустошай свою же страну!

В то мгновение, когда из растрескавшейся земли стал выходить пар, Сесострис разлил вокруг содержимое золотой вазы.

Слезы вдовы погасили пламя пожара.

Провозвестник тщетно пытался открыть путь пылающей лаве. Огненная река обратилась вспять и превратила его самого в пылающий факел.

— Я ухожу, Сесострис, но я не умираю! Через сто лет, через тысячу, две тысячи лет я вернусь и одержу свою победу!

Тело Провозвестника рассыпалось, жар кратера стал уменьшаться, и вулкан успокоился.

С начала своей истории Египет мешал Провозвестнику распространять свой яд. И победа двойной короны утверждала сияющую неизменность Маат.