Предмет этого мифа редкий и чуть ли не единственный в своем роде. Ведь ни в одном другом мифе не говорится, чтобы кто-либо из героев, кроме Диомеда, с оружием в руках нападал на кого-либо из богов. Во всяком случае мне представляется, что этот миф рисует в лице Диомеда судьбу и образ человека, открыто провозглашающего целью всех своих действий преследование силой оружия и насильственное уничтожение какого-либо культа или какой-нибудь религиозной секты, хотя бы даже пустой и незначительной. И хотя древним были неизвестны кровавые религиозные распри (ибо языческим богам не знакомо религиозное рвение, являющееся атрибутом истинного Бога), однако мудрость прошлого оказывается столь глубокой и всеобъемлющей, что то, чего они не знали на опыте, они постигали силой своего мышления и воображения. И вот те, кто стремится не исправить и убедить силой разума и науки, святостью образа жизни, весомостью примеров и авторитета какую-то религиозную секту, хотя бы и пустую, извращенную и бесславную (то, что изображается в образе Венеры), а огнем и мечом, жестокими казнями желают уничтожить и истребить ее, -- те, вероятно, побуждаются к этому Палладой, т. е. некоей жестокой мудростью и суровостью суждения, которые помогают им вскрыть обманчивость и лживость такого рода заблуждений; ими движет ненависть к неправому делу и похвальное рвение. На время они достигают громкой славы, и толпа (для которой не может быть приемлема никакая умеренность) прославляет и чуть ли не обожает их как единственных защитников истины и религии (тогда как остальные кажутся ей нерешительными и трусливыми). Однако слава эта и счастье редко длятся до конца; ведь почти всякое насилие, если даже из-за превратности вещей и избежит скорой гибели, в конце концов терпит поражение. Так что, если случится обстоятельствам измениться и эта секта, подвергавшаяся преследованиям и гонениям, вновь обретет силы и поднимется на борьбу, тогда-то рвение подобных людей и их настойчивость становятся предметом осуждения, само имя их вызывает ненависть, и все былые их почести сменяются презрением. А то, что Диомед был убит своим другом и гостеприимцем, указывает на то, что религиозные раздоры порождают коварство и предательство даже среди самых близких друзей. Рассказ же о том, что не позволяли даже оплакать его гибель и подвергали за это наказанию, напоминает нам, что почти каждое преступление оставляет место для людского сострадания, так что даже те, кто с негодованием осуждает само преступление, тем не менее из человеколюбия жалеют самих преступников и сочувствуют их участи, ибо самое страшное несчастье -- лишиться сострадания и сочувствия. Однако, когда речь идет о преступлениях против религии, об обвинениях в нечестивости, даже выражение сочувствия таким людям встречается с осуждением и подозрением. С другой стороны, стенания и плач сподвижников Диомеда, т. е. людей, принадлежащих к той же самой секте, придерживающихся тех же самых взглядов, бывают волнующими и как бы сладкозвучными, как песни лебедей, птиц Диомеда. И здесь мы находим замечательную и умную аллегорию: слова осужденных на казнь за религиозные убеждения, произнесенные перед смертью, подобно лебединой песне, поразительно волнуют сердца людей и глубоко и навечно западают в их душу. XIX. Дедал, или Механик
В лице Дедала, человека замечательно талантливого, но и гнусного, древние изобразили и мудрость механического искусства, и все то недозволенное и преследующее дурные цели, что существует в этом искусстве. Дедал за убийство своего соученика и соперника жил в изгнании, но его всюду любезно принимали и цари, и города, и он своим гением создал там множество замечательных произведений во славу богов и для украшения и великолепия городов и общественных мест; особенно же известно его имя благодаря дерзким и запретным его творениям. Ведь именно он воздвиг сооружение, позволившее Пасифае удовлетворить ее похоть и сойтись с быком, так что несчастное и позорное рождение этого чудовища -- Минотавра, пожиравшего благородных юношей, обязано преступному мастерству и гибельному таланту этого человека. Он же, покрывая и увеличивая одно зло другим, для охраны этой чумы придумал и выстроил лабиринт -- сооружение, омерзительное и нечестивое по своему назначению и в то же время изумительное и великолепное по мастерству. Позднее, чтобы не быть известным лишь злыми делами и создавать не только орудия преступления, но и средства против них, он дал гениальный совет воспользоваться нитью, для того чтобы выбраться из извилин лабиринта. Минос очень строго и настойчиво преследовал этого Дедала, тот же постоянно находил средства уйти от преследований и скрыться. В конце концов он научил своего сына Икара искусству летать, а тот, еще неопытный, желал похвастаться своим искусством и упал с неба в море.