Великое заблуждение. Очерк о мнимых выгодах военной мощи наций

Энджелл: Когда страна аннексирует провинцию, как было, когда Германия аннексировала Эльзас и когда Франция вернула его обратно, происходит смена правительства, которое может быть хорошим, плохим или никаким. Но при этом не происходит никакой передачи собственности от одной группы собственников к другой: дома, сады, поля, мебель после аннексии остаются в тех же руках, что и до нее. Тезис Линдберга свидетельствует о грубой путанице между понятиями «владение» и «правление». Британия правила Индией, но не владела ею.

Критик: Но, разумеется, благодаря правлению в Индии с ее четырьмястами миллионами населения, существовали огромные преимущества для [британских] промышленников, инвесторов, финансистов?

Энджелл: Хорошо, просто рассмотрите конкретные факты, поддающиеся проверке. В течение всего XIX столетия британская торговля и инвестиции в Северной и Южной Америках, которыми она не «владела» в вашем смысле слова, были куда больше, чем в Индии, которой она «владела». Когда Британия в XVIII в. «потеряла» свои американские колонии, ее торговля и инвестиции в них не прекратились, а стали намного больше.

Критик: Итак, вы полагаете, что империя была чистым убытком, тяжким бременем? Что ж, исцелиться просто. Избавьтесь от ее остатков.

Энджелл: Империя не обязательно всегда является тяжким бременем. Трагическая путаница, искажающая этот предмет, состоит в том, что либералы и прогрессисты, похоже, столь заворожены картиной империи как орудия капиталистического угнетения и эксплуатации (которым она, строго говоря, не является), что мы не в состоянии постичь причины возникновения империи и в чем состоит альтернатива, которую нам следует попытаться найти. В XIX столетии империя зачастую была средством обеспечить необходимое международное правление на огромных пространствах, где такого правления не существовало. Для британской торговли отнюдь не требовалось устанавливать британское правление в Индии, что доказывается тем фактом, что британская торговля процветала там на протяжении 150 лет до завоевания страны, а старая Ост-индская компания неоднократно приказывала своим служащим избегать политического вмешательства. Британское правительство взяло власть в свои руки лишь тогда, когда стали нарастать беспорядок и хаос, и возникло опасение, что если Франция, заполнив вакуум, захватит ресурсы Индии и сделает их элементом продолжающейся мировой борьбы, европейский баланс сил окажется нарушен.

Если бы Британия потерпела поражение в Индии, она, вероятно, потерпела бы поражение в Канаде и долине Огайо, а французская империя простерлась бы от реки Св. Лаврентия до Миссисипи, и существование США в том виде, как мы их знаем сегодня, стало бы невозможным. Верно, что в XVIII в. сыграла определенную роль схватка за власть, торговлю и монопольные привилегии. Но, когда эта борьба завершилась изгнанием Франции и Испании с территорий, на которых сегодня располагаются США, и в результате возникла единая 150-миллионная нация, а не множество отдельных независимых государств по образцу Латинской Америки, то для западной цивилизации это имеет гораздо большее значение, чем простое обогащение некоторого числа капиталистов. И в любом случае тип империи XVIII в. радикально отличается от того, что представляло собой Британское Содружество в XIX в. Если бы такое Содружество не существовало в 1940 г., после падения Франции, если бы не было британских Гибралтара и Мальты, если бы не было ни войск в Египте, чтобы встретить Роммеля, ни защиты Суэцкого канала, то Гитлер выиграл бы Вторую мировую войну. Британская империя имела недостатки, которые были столь же велики, как недостатки Римской империи. Но когда эта последняя распалась на части, лучше от этого не стало, зато наступили «темные века». Вполне возможно, что нечто подобное произойдет вслед за распадом Британской империи, если нам не хватит мудрости создать альтернативный инструмент порядка и правления, который выполнит эту работу лучше.

Вот так сорок лет шли дебаты о брошюре. Я обнаружил, что мне приходилось сражаться на нескольких фронтах и прежде всего против наиболее реакционных консерваторов-националистов, которые отказывались видеть любую проблему, кроме злодеяний немцев. «Причина войны – немцы», – писал лорд Кромер. Но я должен тут же заметить, что в конечном счете гораздо больше вреда делу построения миролюбивого порядка на Земле причинили те, кто настаивал, что причина войны – капитализм, а единственная панацея – мировой социализм. Третьим фронтом были пацифисты – те, кто полагал, что вооружения и сила сами по себе являются причиной войны, и что правительство без власти принесет нам мир.

Отношение консерваторов было глубоко фаталистическим. В самом деле, для большинства людей этого поколения война была как погода или землетрясение: она наступала или не наступала, независимо от людской воли. И было тщетно доказывать, что хотя люди не делают погоду, но именно они развязывают войны.