Великолепие

- Ты любишь ее, не так ли? - наконец проговорила она. - Хотя все эти годы опасался... Ты любишь ее безумно, но никогда не любил меня.

Пораженный ее словами, князь не нашелся, что ответить. Умирая, жена признается в том, что ревновала его к собственной дочери! Невероятно!

- Знаешь ли ты, сколько мужчин любили меня? - глухо пробормотала она. Меня. Только меня. И до сих пор я желанна для них. По прошествии многих лет. Они пошли бы на преступление, лишь бы вернуть меня. - Мари-Элен сверлила его взглядом лихорадочно блестевших черных глаз.

- Неужели ты полагаешь, что я ничего не знал о твоих победах? напряженно отозвался князь, невольно вспомнив о проклятом слуге. Петр, по всей вероятности, был отцом Кати.

- Меня любит даже Александр, - прошептала княгиня. - Он сам говорил мне. - Она замолчала, так и не сказав то, что хотела сказать: "Меня любят все, только не ты".

Князь наконец обрел дар речи.

- Зачем говорить об этом сейчас? Наш брак заключен не по любви - да и кто в наше время женится по любви? - Он направился к двери, чтобы позвать Катю.

- Будь ты проклят, Николас! Будь ты трижды проклят! - крикнула она ему вслед.

Князь замер на месте, ошеломленный ее гневом и ненавистью. Ведь это жена предала его, это он имеет право ненавидеть ее! Оглянувшись, Николас жестом приказал одному из слуг впустить Катю.

Девочка осторожно вошла в комнату, вглядываясь широко раскрытыми глазками в фигурку на постели. Николас сразу же подошел к Кате, готовый защитить ее от чего-то, чего он и сам не постигал.

- Мама? - прошептала она.

Мари-Элен, кажется, не услышала ее, наверное, снова впав в забытье. Катя вскрикнула, бросилась к матери, обняла ее ручонками и спрятала лицо у нее на груди.

Николас почувствовал, как у него по щеке поползла слеза. Мари-Элен умерла... а Катя - не его дочь. Она не принадлежала ему даже в первые месяцы жизни, еще до того, как он узнал страшную правду.

Катя плакала.

И Николас тоже.

Он проводил девочку в ее комнату.

- Мама очень больна, Катя. Нам остается только молиться.

Николас чувствовал себя непривычно беспомощным, не знал, чем утешить ребенка, кроме молитв, в чудодейственную силу которых сам не верил.

Катя молча посмотрела на него сухими, спокойными и серьезными глазами.

- Мама любит тебя, - сказал князь. - Я тоже.

Личико девочки сморщилось.

"К черту молитвы", - подумал князь и, опустившись на колени, обнял Катю, чтобы она могла выплакаться на его груди. Но девочка не заплакала.

Он погладил ее по головке.

- Я знаю, что тебе страшно, и хотел бы прогнать твой страх, но не могу, потому что не такой уж я всесильный. Катя подняла к нему бледное личико.

- Ты веришь в чудеса?

- Верю, - солгал он.

Катя удовлетворенно кивнула.

- Чем тебе хотелось бы сегодня заняться? - спросил князь, с трудом подавив желание ласково погладить ее по щечке.

- У меня сегодня уроки, папа.

- Я поговорю с синьором Раффальди. Сегодня не будет уроков. Ты можешь заняться чем хочешь. Даже пойти в цирк, - сказал он, надеясь увидеть ее улыбку.

Катя вежливо ответила:

- Если не возражаешь, папа, я останусь дома и почитаю.

Князь внимательно посмотрел на красивую, сдержанную девочку, которая не была его дочерью. Почему она всегда такая замкнутая? Полная противоположность своей неизменно оживленной и общительной матери... Теперь князь знал, что сдержанность Катя унаследовала не от него...

- Как хочешь, - наконец отозвался он, - но помни, Катя, если тебе захочется заняться чем-то другим, я позволяю тебе это сделать. - Однако князь знал, что Катя не переменит своего решения.

Он прикоснулся рукой к ее щеке. Ему показалось, что в уголке ее глаза блеснула слезинка. Подойдя к двери, князь позвал Лизу, нянюшку, которая была при Кате со дня ее рождения и в свое время нянчившая и его. Теперь она совсем состарилась и почти ослепла. Но иногда смотрела на князя таким проницательным взглядом, будто умела читать мысли и знала все его секреты.

- Я позабочусь о девочке, ваше сиятельство, не беспокойтесь, - сказала Лиза.

- Спасибо. - Князь испытал огромное облегчение.

И тут старуха произнесла слова, сильно озадачившие его:

- Княгиня спит, милорд, и уже вне опасности. Господь решил, что она будет жить.

Глава 4

Кэролайн ощущала неловкость, но это не имело никакого отношения к тому, что она была в мужском платье.

Девушка сидела скорчившись в кустах перед кирпичным особняком на Мейфэр, который арендовал Северьянов. Ее коротко подстриженные волосы были гладко зачесаны за уши и прикрыты треуголкой, к подбородку приклеена жиденькая эспаньолка. На ней были сюртук, жилет, сорочка, панталоны, чулки и штиблеты с пряжками. Кэролайн не впервые переодевалась в мужской костюм только так ей удавалось разузнать о тех, о ком она писала в своей сатирической рубрике в "Морнинг кроникл". Как ни печально, но приходилось признать, что мужчинам куда легче получить нужную информацию, чем женщинам.