Дерфлингер, пролаяв какое-то приказание своим солдатам насчет экипажа, который они охраняли, направился к таверне и вошел внутрь, сказав что-то часовым у входа. Через некоторое время он вернулся и отдал приказ отвезти карету вместе с путешественниками в полуразрушенный амбар. А так как несговорчивый Бац потребовал объяснений, ему ответили, что у герцога Брауншвейгского нет времени встретиться с ним сегодня вечером, и поэтому он сам, его люди и его лошади должны довольствоваться этим укрытием до тех пор, пока принц соблаговолит их принять.
– Герцог в таверне? – требовательно спросил Бац.
– С королем Фридрихом Вильгельмом. Возможно, мы очень скоро сразимся с противником. Так что оставайтесь здесь и сохраняйте спокойствие! Я дам вам охрану, чтобы вас никто не тронул. Даже для дамы я не могу сделать большего. Ах да, совсем забыл, дайте мне ваши паспорта!
Им пришлось подчиниться.
– Как называется это место? – спросил барон.
– Сом-Турб. Подходящее название, не правда ли?[3]
Им пришлось довольствоваться тем, что им предлагали, то есть практически ничем. Ворота амбара оказались недостаточно высокими, и карета не смогла в него въехать. Тогда Бире выпряг лошадей, чтобы укрыть от дождя хотя бы их, и начал вместе с Питу вытирать их пучками сухой соломы, которую они нашли в той части амбара, где была цела крыша. А барон вместе с Лаурой принялись подыскивать место для ночлега.
– Полагаю, вам придется сегодня ночью довольствоваться покрывалом и соломой, – заметил де Бац. – Если, конечно, вы не захотите спать в карете. Слава богу, что у нас еще осталась еда.
– Солома меня вполне устроит. Поверьте мне, это будет куда лучше, чем в тюрьме Форс. Я умираю от усталости. И даже есть не хочу. Спать, больше мне ничего не нужно.
Все устроились как смогли – Бире-Тиссо с лошадьми в нескольких шагах от молодой женщины, Питу в карете, которую он не решился бросить, несмотря на обещанную Дерфлингером охрану. А барон, подкрепившись хлебом и сыром, собрался выйти и посмотреть окрестности.
– В такую погоду? – запротестовала Луара, испуганная настоящим ливнем, с силой забарабанившим вдруг по крыше. Моросящий дождь превратился в ливень.
– Я все равно уже вымок, моя дорогая. Немного больше воды или немного меньше...
Но он не успел выйти из амбара. На пороге появился Дерфлингер.
– Идемте! Его высочество желает вас видеть!
– Это самая лучшая новость, – ответил де Бац. На его лице снова появилась улыбка. – Не стоит заставлять его высочество ждать!
Как только наступило время действовать, к Бацу немедленно вернулось хорошее настроение. Спустя несколько минут он вошел в зал таверны, где было жарко, как в аду, благодаря огромному количеству дров, горящих в камине, и невыносимо воняло кислым вином, потом, грязью и мокрой шерстью. В зале находилось всего два человека, но оба они были такого огромного роста, что, казалось, заполняли собой зал целиком. Де Бац вдруг ощутил себя Гулливером в стране Великанов. Присутствующих он узнал с первого взгляда.
Один из гигантов, в зеленой форме с красными отворотами, ходивший из угла в угол, сложив руки за спиной, был тем, к кому он ехал, герцогом Брауншвейгским. Второй, еще выше ростом и крупнее, сидел у камина и сушил промокшие сапоги. Это был Фридрих Вильгельм II, король Пруссии. Они с герцогом были приблизительно одного возраста – около пятидесяти, – но если тридцать пять лет военной славы окружали сияющим ореолом правящего герцога Брауншвейгского-Люнебургского и при этом он слыл человеком элегантным, начитанным и даже философом, то от его сюзерена, напоминавшего сложением швейцарского гвардейца, исходило ощущение грубой силы. Фридрих Вильгельм был человеком тщеславным и вспыльчивым. Он мечтал только об одном – с победой войти в Париж и сравняться в славе со своим покойным дядей Фридрихом II Великим! Но говорили, что король Пруссии суеверен, излишне доверчив и принадлежит к религиозно-мистическому обществу розенкрейцеров. А это явно мешало ему достичь его идеала. Король Пруссии даже не повернул головы, когда де Бац вошел в комнату и приветствовал его.
А герцог Брауншвейгский внимательно посмотрел на вошедшего.
– Вы заявляете, что вы барон де Бац, посланец несчастного короля Франции. Но в паспортах написано совсем другое, – проговорил он, указывая на разложенные на столе бумаги. – И должен признаться, что вы совсем не похожи на французского аристократа...
Герцог легко и почти без акцента изъяснялся по-французски. Де Бац улыбнулся, сдернул с головы парик, избавился от каучуковых шариков, менявших форму его лица и носа, и вновь поклонился:
– И все-таки это я. Говорят, что ваше высочество отличается отличной памятью на лица. Возможно, ваше высочество вспомнит, что мы уже встречались в самом начале революции у принца Нассау-Зигена. Ваше высочество оказало мне честь, сыграв со мной партию в шахматы...
Мрачное лицо герцога просветлело.
– Да! Партию, которую вы выиграли! Следовательно, это и в самом деле вы, но к чему этот маскарад и этот ложный паспорт? Американский врач, к тому же путешествующий с женщиной! Что за глупость!