— Тогда вам должно быть известно, что иногда пешка может погубить короля. А я очень вами дорожу.
Де Бац вдруг притянул Лауру к себе и поцеловал в щеку — легко, нежно, дружески, как целуют цветок, но молодая женщина вздрогнула. Ей так захотелось обнять его за шею, прижаться к нему. Но барон уже отпустил ее, и Лаура бессильно сжала пальцы в кулаки, чтобы не показать, как они дрожат. В конечном счете это только к лучшему, что они больше не будут жить под одной крышей.
Пять дней спустя повозка привезла в ротонду Тампля госпожу Клери, ее так называемую племянницу, кое-какие необходимые вещи и арфу, с которой Луиза Клери никогда не расставалась. Весь день женщины устраивались в трех маленьких комнатах, одна из которых служила одновременно и кухней, и ванной. Так как в квартире много месяцев никто не жил, кругом было много пыли и требовалась тщательная уборка. Женщины оставили два окна, выходящие в «сад» у большой башни, открытыми, хотя было еще прохладно. Позже, когда они застелили свежим бельем узкие кровати, когда их скромный ужин был уже съеден, Луиза Клери взяла арфу, и ее тонкие пальцы заскользили по чувствительным струнам.
Было девять часов. В комнате королевы семья садилась ужинать под присмотром представителей муниципалитета. Мадам Елизавета прочла молитву, и тут до них донеслись звуки арфы. Арфистка играла тему из кантаты «Кассандра» Иоганна Кристиана Баха.
Королева замерла, вслушиваясь в звуки музыки. Ее глаза были опущены. Она узнала исполнительницу. В последний раз госпожа Клери играла перед ней именно это произведение. Но это была лишь мгновенная слабость. Мария-Антуанетта знала, насколько пристально за ней следят. Один из надсмотрщиков рявкнул:
— Теперь мы ужинаем под музыку? Ты представляешь, что ты еще в Трианоне, Антуанетта? А вот я музыку не люблю!
И резким жестом он закрыл окно, прикрытое деревянным щитом, которое Клери намеренно оставил открытым. Но немного покоя вошло в сердце королевы-узницы. Отныне она знала, что рядом с ней друг. Когда они выходили из-за стола, Мария-Антуанетта и ее золовка обменялись выразительными взглядами…
Глава 11
ГОСПОДИН ЛЕНУАР
Северный ветер завывал под арками Пале-Руаяля, выгоняя с улицы проституток, которые предпочитали прятаться в кафе. Декабрь 1792 года обещал быть очень холодным. Как и в других кафе, в «Корацце» яблоку негде было упасть. Бац сидел за своим постоянным столиком в компании губернатора Морриса, американского посла, вернувшегося на зиму в свой дом на Елисейских Полях, и банкира Бенуа д'Анже. Барон пил горячий шоколад и болтал с друзьями о совершенных пустяках. Разговор становился все легкомысленнее, по мере того как росла их тревога. Ждали шевалье д'Окари, испанского посла, а тот опаздывал уже на полчаса, что было просто немыслимо для человека, являвшегося воплощением пунктуальности.
Мужчины говорили о театре, о музыке, обо всем, что приходило им на ум. Если бы они не ждали шевалье, они давно бы перешли в другое место. В этот день в «Корацце» вместо обычно шумных и громкоголосых революционеров, желающих переделать мир, за соседним столиком устроилась молчаливая четверка игроков в пикет. Следовательно, вести серьезные разговоры становилось опасным. Хотя сама игра в карты после падения монархии приобрела определенное своеобразие и стала забавной. Так как ни о каких королях, дамах и валетах речь больше идти не могла, карты получили новые названия. И за столом слышались реплики: «У меня четырнадцать граждан», — «Не пойдет. У меня четырнадцать тиранов»…
Именно эту фразу произнес один из игроков, когда за окнами кафе Бац увидел отчаянно жестикулировавшего Дево. Мужчины встали, намереваясь присоединиться к нему, когда в кафе буквально ворвался человек, завернутый в шаль и с красным колпаком на голове. Он закричал:
— Граждане! Я принес вам самое лучшее известие! Сегодня, 3 декабря, Конвент постановил, что Капет предстанет перед депутатами. Состоится суд, и он ответит за свои преступления! Да здравствует нация!
Человек сорвал с головы колпак и швырнул его к потолку с неким подобием радостных криков, в которых не было ничего человеческого. Часть присутствующих его поддержала, остальные промолчали. Кто-то продолжал разговаривать, словно ничего не случилось, а игроки в пикет продолжили партию. Бац и его друзья вышли из «Кораццы» следом за Моррисом, который пытался скрыть свою хромоту при помощи великолепной трости из черного дерева с золотым набалдашником. Американский посол был, как и барон де Бац, человеком элегантным и утонченным. Его воспитание и светские безупречные манеры обычно держали собеседника на определенном расстоянии, а взгляд холодных серых глаз вызывал почтение, а бывали случаи, что и робость.
Под сводами галереи их уже ждал встревоженный Дево.
— Шевалье д'Окари похитили, — сообщил он. — Я только что из его дома на Шоссе-д'Антен. Его жена в ужасе…
— Похитили? — изумился де Бац. — Каким образом?