Великолепная Ориноко

Удастся ли когда-нибудь укротить эти свирепые и непокорные племена? Удастся ли цивилизовать жителей равнин верхней Ориноко, как это удалось сделать с жителями льяносов? Кое-кто из миссионеров[33] пытался этого добиться, но, увы, почти безрезультатно.

Один из них, француз из иностранной миссии, уже несколько лет жил в этом диком краю. Были ли вознаграждены его мужество и вера? Удалось ли ему цивилизовать эти дикие племена и приобщить их к христианской религии? Смог ли мужественный пастырь миссии Санта-Хуана объединить вокруг себя индейцев, всегда упорно отвергавших любые попытки приобщить их к цивилизации?

Но вернемся к господину Мигелю и его коллегам. Они отнюдь не собирались углубляться в эти отдаленные районы в сердце горного массива Рорайма. Однако, если бы этого потребовали интересы географической науки, они без колебаний двинулись бы к истокам Ориноко или Гуавьяре или Атабапо. Их друзья все-таки надеялись, — и не без оснований, — что вопрос будет разрешен на слиянии трех рек. Большинство, впрочем, считали, что спор будет решен в пользу Ориноко, которая, вобрав в себя три сотни рек и пробежав 2500 километров, разветвляясь на пятьдесят рукавов, впадает в Атлантический океан.

Глава II СЕРЖАНТ МАРСЬЯЛЬ И ЕГО ПЛЕМЯННИК

Отъезд нашего географического трио, исполнителям которого никак не удавалось настроить свои инструменты, был намечен на двенадцатое августа, в самый разгар сезона дождей.

Накануне отъезда около восьми часов вечера двое путешественников беседовали, сидя в номере гостиницы «Сьюдад-Боливар». Сквозь открытое окно, выходящее на бульвар Аламеда, в комнату проникал легкий, освежающий ветерок. Младший из путешественников встал и сказал своему спутнику по-французски:

— Послушай меня, мой дорогой Марсьяль, прежде чем лечь спать, я тебе напомню, о чем мы договорились перед отъездом.

— Как вам будет угодно, Жан...

— Ну вот, ты уже забыл свою роль!

— Мою роль?

— Да... ты должен говорить мне «ты»...

— Верно! Черт меня побери! Но что вы хотите... Нет! Что ты хочешь? Я еще не привык...

— Не привык, мой бедный сержант!.. Только подумай, что ты говоришь! Вот уже месяц, как мы покинули Францию, и ты все время говорил мне «ты», пока мы плыли от Сен-Назера до Каракаса.

— Это верно! — вздохнул сержант Марсьяль.

— А теперь, когда мы прибыли в Боливар, откуда должно начаться наше путешествие, которое сулит нам столько радости... А может быть, столько разочарований и горя...

Жан произнес эти слова с глубоким волнением. Голос у него прервался, в глазах блеснули слезы. Но, увидев тревогу на суровом лице сержанта Марсьяля, он овладел собой и, ласково улыбнувшись, сказал:

— А теперь, когда мы добрались до Боливара, ты забываешь, что ты мой дядя, а я — твой племянник.

— Надо же быть таким тупицей! — воскликнул сержант, крепко стукнув себя по лбу.

— Ладно, не огорчайся! Выходит, что не ты будешь приглядывать за мной, а я... Послушай, Марсьяль, ведь это же нормально, что дядя говорит «ты» своему племяннику?

— Нормально.

— И разве я не подавал тебе пример с самого начала плавания, обращаясь к тебе на «ты»?

— Да. Значит, я должен звать тебя...

— Малыш! — воскликнул Жан со всей энергией.

— Да... малыш... малыш! — повторил сержант, и в его устремленном на племянника взоре светилась нежность.

— И не забудь, — добавил Жан, — что малыш по-испански «pequeсo» — ударение на последнем слоге.

— Pequeсo, — повторил сержант Марсьяль. — Да, это слово я выучил. И еще штук пятьдесят других. А больше, как ни старайся, не получается.

— Ну разве можно быть таким бестолковым! — воскликнул Жан. — Разве я не занимался с тобой каждый день во время нашего плавания на «Перейре»?

— Что ты хочешь, Жан? Каково мне, старому солдату, который всю жизнь говорил по-французски, учить на старости лет эту андалузскую[34] тарабарщину! Право же, мне не под силу разыгрывать из себя странствующего идальго.

— Ничего, выучишь, мой милый Марсьяль.

— Ну пятьдесят-то слов я уже выучил. Я могу попросить есть: Deme listed algo de comer; пить: Deme usted de beber; спать: Deme usted una cama; спросить, куда идти: Enseсeme usted el camino; сколько это стоит: Cuanto vale esto? Я еще могу сказать спасибо: Gracias! — и здравствуйте: Buenas dias; и добрый вечер: Buenas noches; и как вы себя чувствуете: Como esta usted? — и еще я могу ругаться, как арагонец[35] или кастилец[36]: Carambi de carambo de caramba.

— Хватит... хватит! — воскликнул Жан, краснея. — Я тебя этим ругательствам не учил, и, пожалуйста, не употребляй их на каждом шагу.

— Ничего не поделаешь, Жан, давняя солдатская привычка. Мне кажется, что без всех этих «Черт побери!», «Разрази меня гром!» разговор становится скучным и пресным. А потому мне нравится в этом испанском жаргоне, на котором ты говоришь как сеньора...

— Что же, Марсьяль?

— Ну конечно же ругательства! Их тут не меньше, чем всех остальных слов.

— И естественно, их-то ты и запоминаешь в первую очередь.