Великолепная пятерка

Парень охотно взял двести рублей, застегнул куртку и выскочил на улицу, пустившись скорым шагом в направлении подземного перехода, выводившего к Парку культуры. Борис проследил за ним, пока парень не сбежал по лестнице под землю и пропал из вида. Тогда Борис поднялся на второй этаж ЦДХ и подошел к окну, чтобы видеть площадку перед парком, неравномерно освещенную разнокалиберными фонарями. С этого расстояния сложно было понять, есть ли среди десятков хаотически перемещающихся людей Марина, так что Борис предпочел отслеживать вынырнувшую из подземного перехода темно-зеленую куртку своего посланца. Парень двигался рывками, задерживаясь возле женщин, которые по описанию были похожи на Марину, и тут же стартуя дальше...

А потом — хотя в руках у Бориса и не появилось бинокля, и расстояние оставалось тем же самым — он почувствовал, что парень подошел куда нужно. Две фигуры стояли рядом друг с другом не больше тридцати-сорока секунд, а потом вдруг зеленая точка отскочила от бледно-розового пальто... И Борис увидел ИХ. Они бежали со стороны парковки, их было трое или четверо...

— Черт! — Борис отпрыгнул от окна и ринулся вниз по лестнице, а потом в бар, и в эти мгновения горечи утраты не было места в его сердце, была лишь паника, был лишь страх, что вслед за уже свершившейся потерей жены он потеряет и Олеську — а он непременно ее потеряет, если промедлит. Парня в зеленой куртке сейчас сцапают, врежут ему пару раз по почкам, и он все расскажет. Двести рублей — это не та сумма, из-за которой люди становятся молчаливыми героями, тем более что вторую половину условленной суммы парню уже не получить, так как не увидеть ему уже никогда Бориса. А стало быть, минуты через три-четыре сюда нагрянут люди из СБ, и они уж наверняка продемонстрируют свой профессионализм, чтобы выудить из самых потайных закоулков ЦДХ объект своего преследования...

— Пошли, — Борис вытащил Олеську из-за стола с той же поспешностью, с какой пару часов назад он вытаскивал ее из класса художественной школы. Только теперь Олеська удивилась меньше, можно сказать, она вообще не удивилась, просто с некоторой долей разочарования в голосе произнесла:

— Опять?

Ну конечно, в баре тепло, уютно, играет музыка, подаются напитки... Однако дожидаться появления людей СБ не стоит даже в такой комфортной обстановке. Борис непременно объяснил бы это дочери, если бы у него было на это время, а времени у него опять не было.

Вместо объяснения была яростная гонка от ЦДХ к Зубовскому бульвару, причем Борис даже слегка удивился, что ему под ноги не бросались агенты СБ и никто не стрелял по колесам... Видимо, тот парень неплохо бегал. Точнее, неплохо убегал.

Убежал он в конце концов или нет, было неважно, потому что Борис выскользнул из опасного района, некогда бывшего «нашим старым местом», прокатился по маршруту Зубовский бульвар — Кутузовский проспект — Киевский вокзал, затем вернулся на Садовое кольцо, не забывая поглядывать в зеркало заднего вида, и доехал до места, где должен был оставить «Ауди» в качестве своего последнего платежа за документы. За пропуск в новую жизнь. Только что-то новая эта жизнь начиналась не слишком удачно, и Борис подумал, а не переплатил ли он...

— Мы что, пойдем пешком? — Олеся, позевывая, влезла в лямки рюкзачка.

— Поедем на метро, — сказал Борис.

— Это интересно, — оценила Олеся.

В метро было слишком людно, чтобы дочь возобновила расспросы о причинах сегодняшнего сумасшедшего дня, они ехали молча, а у Бориса наконец появилась возможность пораскинуть мозгами на перспективу. Ясно, что вылет в Парагвай для них пока задерживается. Точно так же ясно, что Марину рано или поздно выпустят, она же ничего не знает... Борис сдержанно улыбнулся — все-таки его тактика тотальной секретности оказалась верной. Весь вопрос только в том, сколько времени понадобится СБ, чтобы убедиться в Марининой непричастности к преступлениям ее мужа. День? Два? Неделя? И где все это время будут обитаться Борис с Олеськой? Парамоныч был бы хорошим вариантом, но если допустить, что парня все-таки догнали, все-таки отметелили, и он выложил им все, что знал... СБ будет знать про Парамоныча. Это плохо. Но только и Марине нового адреса для встречи передать уже не удастся. Что же делать?

Пока электричка тащилась до Балашихи, Борис, кажется, придумал.

Челюсть: мальчик для битья

Один лишь путь к месту совещания — долгий лабиринт извилистых коридоров, где было душно и почему-то пахло резиной, — был способен нагнать тоску, и с этой задачей он блестяще справился. Генералу Стрыгину нужно было лишь завершить начатое.

Сучугов, известный также как Челюсть, изрядно вспотел по дороге, и это тем более ухудшило его настроение. Последний контрольный пункт перед залом совещаний вызвал у Челюсти неприкрытое раздражение — он знал этих людей, он брал их на работу, он неоднократно вправлял им мозги, а теперь эти козлы смотрят на него так, будто видят впервые, изучают его идентификационную карту, как будто это проездной на метро. Уроды, блин.