Великолепный

Вдруг нарисованные львы ожили и, спрыгнув с флажков на землю, закружились в зловещем хороводе. Из спин у них выросли крылья, и львы один за другим стали перелетать через широкую пропасть к Клио. Еще немного – и они разорвут ее на куски!

Не чуя под собой ног, Клио бросилась от хищников прочь. Неожиданно звериный рев обратился в человеческий крик, и стая красных львов позади нее вдруг превратилась в лесных разбойников-валлийцев, которые своим устрашающим обликом почти не отличались от диких зверей. Вслед девушке полетели кроваво-красные стрелы; они поражали деревья, и из глубоких ран в коре струйками текла кровь.

Издалека к ней долетал голос Меррика. Он звал ее, снова и снова повторяя ее имя, но между ними лежала непреодолимая бездна. Клио бежала по краю пропасти все дальше и дальше, но только шире становилась черная пасть провала.

И когда она почувствовала, что сил не осталось, кромешная бездна раздвинулась и поглотила ее целиком.

Вздрогнув всем телом, Клио очнулась, открыла глаза и, моргая, уставилась на деревянный, грубо оструганный потолок спальни. Опершись на локти, она хотела сесть, как делала это каждое утро, но ее правое плечо и спину огнем опалила боль.

Клио снова без сил упала на подушки. Она застонала, но в горле у нее пересохло, и стон ее скорее походил на хрип. Когда спустя какое-то время она опять открыла глаза, окружающий мир исказился до неузнаваемости: девушка смотрела на него сквозь слезы, выступившие у нее на глазах от жгучей боли.

Прошло еще какое-то время, и острая мучительная боль в плече сменилась ноющей, глубоко запрятанной болью в груди. Ее терпеть было легче, и мир вокруг постепенно начал обретать привычные очертания. Клио почувствовала, как ее лица, опаленного лихорадкой и потоками горячих слез, коснулся прохладный ветерок. Он играл ее влажными волосами, нежно дотрагивался до висков и щек, и она чуть повернула голову, чтобы посмотреть в окно. Ставни были раздвинуты, и в оконном проеме чернело ночное небо. Ни тебе розовых рассветных красок, ни багровых красок заката – одна только непроглядная ночь, будто скроенная из черного бархата и столь же непроницаемая, как пропасть, куда она летела в своем кошмарном сне...

Глубоко вздохнув, Клио внимательно оглядела темную спальню. У кровати стояла жаровня, а рядом с ней – покрытый скатертью маленький шаткий столик на трех ножках. На столике – какой-то вонючий бальзам в деревянной плошке, в каких старуха Глэдис готовила свои приворотные зелья.

Клио переползла на противоположной край кровати поближе к жаровне. В углу у двери мерцал огонек свечи, и там же, у двери, в массивном кресле раскинулся Меррик. Его длинные ноги были вытянуты далеко вперед, руки свешивались с подлокотников, а голова в сонном забытьи запрокинулась назад. На нем было какое-то просторное синее одеяние из толстой шелковистой материи, украшенной затейливой вышивкой.

Клио удивилась: прежде она его никогда таким не видела.

Он спал, и она могла спокойно понаблюдать за ним. Сейчас его взгляд не подавлял ее, не буравил насквозь, а ведь временами она чувствовала, что для Меррика ее глаза были словно открытые окошки. Сквозь них он ясно видел все ее тайные замыслы, все «прекрасные идеи», которые приходили ей в голову...

Это всегда очень беспокоило Клио, поскольку собственные мысли были ее единственным прибежищем. Они помогали ей забыть об окружающем мире. В этих мыслях Клио воплощала в жизнь все свои мечты и планы, она была абсолютно свободна; ей ни перед кем не нужно было отчитываться, никто не указывал ей, что можно и чего нельзя делать.

Она лежала и наблюдала за спящим женихом, вспоминая свои ночные видения.

Некоторые люди, – взять ту же: старуху Глэдис – говорили, что сны – это своего рода указующие знаки, сопровождающие человека в жизни и способные на нее повлиять. Это и ключи к будущему, и одновременно двери в прошлое. Старики утверждали, что во сне можно по-иному увидеть самые обыкновенные вещи, что один только сон освобождает человека от привычных страхов и сомнений и обнажает суть предметов и явлений.

Глубоко вздохнув, Клио подумала, что это очень верно. В снах они с Мерриком были подобны двум случайным прохожим, разделенным к тому же гигантской бездной. И ничто не связывало их – наоборот, между ними пролегала пропасть, не дававшая им соединиться.

Клио наморщила лобик. Неужели все мужчины и женщины точно так же отличаются друг от друга? Одна ли только война приучала мужчин смотреть на окружающий мир, как на крепость, требующую постоянного усовершенствования и укрепления? Или мужчины и женщины отличаются уже с момента зачатия? Они что, и в самом деле смотрят на мир абсолютно по-разному?

Должны же быть где-то ответы на все эти вопросы! Или их можно найти только в божьих чертогах? Наверное, где-то там, высоко на небесах, хранится золотая шкатулка с серебряным замочком, в которой лежат ответы на все вопросы – о любви, о жизни и о том, почему господь решил создать женщину столь непохожей на мужчину...