Великолепный обмен: история мировой торговли

Триста лет назад, когда Англия спорила о торговле с Индией, мало кто замечал изъяны меркантилизма.[49] Один из современников, Роджер Коук, заметил, что Голландия — богатейшая страна мира, если считать на душу населения — «импортирует все», в то время как обнищавшая Ирландия экспортирует гораздо больше, чем закупает.^{434} Другой автор, Чарльз Давенант, убедительно объясняет, что польза от того, что страна «дешево снабжается» импортными товарами, намного превосходит ущерб от снижения занятости. Он последовательно доказывает, что торговля вовсе не игра с нулевым суммарным результатом, поскольку «вся торговля взаимозависима и порождает сама себя, так что потеря в одном месте часто отзывается потерей половины всего остального». По его мнению, протекционистские меры «не нужны, неестественны и не оказывают действия, ведущего к благосостоянию общества». Более того, они позволяют развиваться неэффективному отечественному производству и искусственно завышать цены, так что приходится выбрасывать много денег за плохой товар.^{435}

Самым знаменитым фритредером был, безусловно, Генри Мартин, его «Размышления об ост-индской торговле» на 75 лет опередили «Исследование о природе и причинах богатства народов» Адама Смита. Мартин отчетливо видел, что меркантилисты, приравнивая золото к богатству, повторяли ошибку царя Мидаса. Драгоценные металлы полезны только тем, что их можно обменять на то, в чем мы нуждаемся или чего желаем. Мартин считал, что настоящее богатство страны определяется тем, сколько страна потребляет:

Слиток золота вторичен, а главное богатство — одежда и мануфактурные товары. Разве не по ним оценивают богатство во всем мире? Разве не та страна богаче, которая владеет наибольшим их изобилием? Голландия — это склад мануфактурных товаров всех стран. Там собраны английские ткани, французские вина, итальянские шелка. Если это не богатство, то за него не отдавали бы золотые слитки.^{436}

Мартин упивался рогом изобилия торговли:

Почему нас окружает море? Конечно, наши домашние потребности мы можем восполнить, плавая в другие страны — труд самый меньший и простой. Благодаря этому мы пробуем пряности Аравии, хотя нам не светит палящее солнце, которое наливает их силой. Мы щеголяем в шелках, которых не ткали наши руки. Мы пьем от виноградников, которых не растили. У нас есть сокровища рудников, которых мы не копали. Мы только бороздим просторы и пожинаем урожай всех стран мира.^{437}

Мартин охотно соглашается с тем, что закупка дешевых индийских товаров лишает работы английских ткачей. Но труд этих ткачей он считает пустой тратой сил, которые можно было бы применить с большей пользой где-нибудь еще:

Если бы божественное провидение обеспечивало Англию зерном, как сынов Израиля манной небесной, люди не бороздили бы моря так усердно, не сеяли, не пожинали… Точно так же, если бы Ост-Индия присылала нам одежду бесплатно или, чудесным образом, она бесплатно производилась бы в Англии, разве мы столь безумны, что отказались бы от подарка?^{438},[50]

Блестящие экономические воззрения Мартина слишком далеко опередили время, и, в отличие от Адама Смита, он не прославился у себя на родине. В законодательных документах едва упоминается его имя, как и имена Коука и Давенанта. Только меркантилист Джон Поллексфен, член Торговой палаты, вызывал парламентские дебаты, подобные тем, что в XIX веке устраивал Адам Смит.^{439}