«Великолепный век» Сулеймана и Хюррем-султан

Валиде-султан приложила острие кинжала к плоти Хюррем — над самой головкой ребенка. Сулейман надавил ей на живот. Лезвие прорезало плоть, и ребенок, захлебываясь, вышел на свет… Хрустнула смещенная кость Хюррем.

Давуд держал на руках маленький комочек. Его жгли слезы радости и горя. Хафса бросила кинжал на диван, выхватив у него младенца, подняла его в воздух и ловко хлопнула по спинке. Вначале он не подавал признаков жизни — как и его мать. Хафса еще раз шлепнула новорожденного. Малыш дернулся, закашлялся и задышал. Потом громко, пронзительно закричал, отчего все находящиеся в комнате вздрогнули. Обессиленная Хафса передала ребенка Давуду и, перевязав пуповину, перерезала ее острым кинжалом. Затем жестом приказала Давуду отойти. Теперь ей предстояло позаботиться о роженице. Давуд молча расположился на диване. Пока Хюррем лежала без сознания, мужчины согревали ее тело своим теплом и прижимали ребенка к ее едва бьющемуся сердцу. Слезы градом лились из глаз обоих.

Хафса как могла постаралась остановить кровь и обработать рану, которую сама же и нанесла. Она покрыла поверхность раны густым слоем целебной мази и как можно глубже затолкала в зияющую рану тампон. Схватила Хюррем за левую ногу, глядя в лицо лежащей без сознания женщины, а затем перевела взгляд на охваченных ужасом мужчин по обе стороны от нее.

— Держите ее крепче, — прошептала она.

Убедившись в том, что они оба крепко держат Хюррем, она дернула ее за ногу, вправляя сустав. Послышался щелчок; Хюррем передернуло, и она громко вскрикнула, не приходя в сознание.

Младенец взял материнскую грудь и принялся сосать ее.

— Больше я ничего не могу сделать, — с трудом проговорила Хафса. — Нам остается лишь любить ее и просить Аллаха, чтобы Он, если хочет, забрал Хюррем к себе в свой дворец… быстро и без мучений. — Валиде-султан подошла к изголовью дивана и взяла на руки ребенка. Нагнувшись, она поцеловала Хюррем и своего сына. А затем коснулась губами щеки Давуда, замешкавшись лишь на миг, чтобы взглянуть в его заплаканные светло-карие глаза. Круто развернувшись, она вышла из комнаты.

Глава 102

На небе показался молодой месяц. Сулейман, покачивая Хюррем на руках, нес ее по парку Топкапы. Она безвольно льнула к нему, но все же слабо улыбнулась, прижавшись щекой к его груди.

— Морской воздух пойдет тебе на пользу, мой сладкий тюльпан, — прошептал Сулейман, которого еще тревожило состояние любимой.

Они медленно двигались по парку, под ветвями величественного бука. Сулейман то и дело останавливался, чтобы любимая могла насладиться красотой и ароматом цветов. Когда они дошли до Прибрежного павильона, он крепче обхватил ее обессиленное тело и взошел по ступенькам на закрытое со всех сторон возвышение. Хюррем посмотрела на панораму Золотого Рога и Босфора, которая раскинулась перед ними, и улыбнулась, увидев Давуда, который сидел на мягких подушках, держа на руках маленького Джихангира. Сулейман уложил Хюррем на диван, а затем, после того как Давуд передал ей младенца, оба мужчины обняли хрупкую жизнь, которую они едва не потеряли.

Сулейман пытливо вглядывался в лицо ребенка, он провел указательным пальцем по маленькому ротику, с радостью глядя на пухлые крошечные губки, которые сразу присосались к его пальцу. Потянувшись к Давуду и взъерошив ему волосы, он с удовлетворением заметил, что у младенца такие же изогнутые пухлые губы, как у него. Он широко улыбнулся.

Давуд тихо погладил Хюррем, Джихангира и тыльную сторону ладони Сулеймана. В личике младенца он видел сходство лишь с Хюррем и Сулейманом, но вместе с тем…

Никто из сидящих в беседке не произносил ни слова; они нежились на солнце и слушали, как волны с шумом накатывают на защитный вал. Мужчины исполняли все желания Хюррем, осыпая ее нежными поцелуями, ласками и улыбками, когда она подносила к груди проголодавшегося младенца.

Глава 103

— Глупый мальчишка, — прошипела Хафса, быстрым шагом обходя фонтан и направляясь к Сулейману. Султан с изумлением оторвался от письма; упрек матери как будто озадачил его.

Валиде-султан много дней думала, сидя в уединении своих покоев или ухаживая за Хюррем и Джихангиром. И как бы она ни поворачивала свои мысли, она неизменно приходила к одному и тому же выводу.

— Глупый мальчишка! — повторила она, с силой ударяя его по лицу.

Сулейман в замешательстве потер щеку.

— О чем ты, матушка? Что я еще натворил?

— Ты прекрасно знаешь, что творится в твоих покоях весь последний год. Доказательством твоих поступков служит Джихангир. Разве ты совсем не думаешь о доме Османов и о будущем империи? Ты всегда слушал только свое сердце, и оно в конечном счете станет причиной твоего падения — если не падения всей империи!

Губы Сулеймана изогнулись в усмешке, однако она лишь больше воспламенила валиде-султан.

— Мама, никто и никогда ни о чем не узнает. Я очень осторожен, так что никто не знает, когда оба моих любимых находятся вместе со мной.

Валиде-султан села рядом с сыном и презрительно хмыкнула:

— Значит, сын мой, ты принял все меры предосторожности?

Сулейман кивнул.