Великорусские сказки Пермской губернии

№ 68(14). Васенька Варегин. — Зап. Зелениным от А. Д. Ломтева. Отчасти сюжет «Опознанная знатная любовница» (851IV). В комментариях Зеленин отмечал, что это «сказка нового фасона, создание, по всей вероятности, солдатской фантазии. Месть жене — изменнице и головокружительная карьера солдата — вот центр ее содержания. Но эта солдатская сказка рассказана мне не солдатом, и в ней есть некоторые неточности в мелочах, объясняющиеся именно на этой почве: так Варегин называет генерала «Ваше Высокородие», история с «паской», поведшая за собою генеральство для Варегина, изложена так туманно, что остается для меня не вполне ясной… Традиционных черт в сказке очень мало. Между прочим, отметка на свидании своей возлюбленной ляписом встречается в «Декамероне»…» (С. 528).

№ 69(66). (Смех и горе). — Зап. Зелениным от А. П. Цыплятникова. Сюжет «Солдат-генерал (Жена выручила)» (880). Название сказки, мотивированное в финале, взято у сказки традиционного сюжетного типа «Смех и горе», где повествуется об обманутом муже. Начало сказки, претендующее на документальность, — чистый вымысел: «Ни деревни Окомёловки, ни Козодаевской волости в списке населенных мест Рязанской губернии не числится, — отмечает Зеленин. — Слово корчма говорит о неместном происхождении данной сказки (слово это наш сказочник позаимствовал, вероятно, от того солдата-орловца, который и рассказал ему эту сказку)» (С. 565).

№ 70(17). (Володька купеческий сын). — Зап. Зелениным от А. Д. Ломтева. Сюжет «Счастье на чужбине» (935). «Сказка новейшей формации, — указывает Зеленин, — в которой мы опять видим репетитора, своеобразные выборы короля (президента?). В центре головокружительная карьера беглого каторжника, не забывшего даже и на посту главы государства о своей прежней спасительнице и любовнице. Можно думать, что сказка ведет свое начало из тюрьмы, от более или менее интеллигентного каторжника, не забывшего даже на посту главы государства о своей прежней спасительнице и любовнице. Характерно, что и в сказке № 12, одно из действующих лиц, Васька Большеголовый, сидит в тюремном замке. И в варианте этой последней сказки (№ 55) Васька Широкий Лоб сидит в остроге» (С. 530).

№ 71(26). (Иван-дурак). — Зап. Зелениным от А. Д. Ломтева. Контаминация сюжетов «Глупая невеста» (1450), «Тащат корову на крышу» (1210), отчасти сюжет «Мужик продает корову» (1131). В эпизоде, начинающемся со слов «На третий день король пуще того затужил…» Зеленин указывает на свой пропуск: «девица еще раз жертвует своей честью» (С. 540); поверье, о котором говорится в эпизоде со стряпкой в яслях, по наблюдениям Зеленина, действительно распространено в Пермской и др. губерниях. «Плот на озере, — добавляет Зеленин, — местная черта — край изобилует озерами» (С. 540).

№ 72(54). (Ловкий вор). — Зап. Зелениным от С. К. Киселева. Сюжет «Дядя и племянник» (950). Всемирно известный сюжет, старейшие письменные версии — рассказ о двух братьях-сыновьях строителя сокро вищницы фараона Рампсинита (Рамзеса II). Братья ловко обкрадывали ее, пока один не попался в ловушку и не был обезглавлен по собственной просьбе братом. История восходит к V в. до н. э., сод. в «Истории» Геродота (кн. 2, раздел 121). Судьба сюжета прослеживается и в других сборниках древней Индии («Панчатантра»), Китая («Типитака»), средневековых фабльо и новелл, начиная с XII в. В комментариях к сказке Зеленин указывает: «Я поставил знак вопроса после слов «у двух монахов», т. к. дальше речь идет не о монахах, а о монахинях. — Обычай делать надписи на воротах домов у местной русской администрации существовал; Г. Р. Державин в своих записках рассказывает, как директор Веревкин в 1760-м году, в Чебоксарах, велел на воротах домов, построенных не по плану, «мелом надписывать: ломать» (С. 557). См. № 73(50), Аф. № 390 «Ловкий вор».

№ 73(50). Вор Ванька. — Зап. Зелениным от М. О. Глухова. Контаминация четырех сюжетов: «Дядя и племянник» (950), «Беззаботный монастырь» (922), «Знахарь» (1641), «Огонь в обмен на небылицы» (1920Н). История сюжетов связана с древними восточными повествовательными сборниками, в Европе известны уже в Средневековье (XII в.). Эпизод, в котором вор помогает тетке оплакать своего мужа, имеет древнее происхождение: по мифологическим представлениям, неоплаканному мертвецу суждены беды в загробном мире. Зеленин дает этнолингвистический комментарий к этой сказке: «В Енотаевском уезде Астраханской губернии отмечена поговорка «Ну, попались жучки в ручки» (С. 555).