Великорусские сказки Пермской губернии

Живо садился, ехал. Приезжает; стоит в каменном столбу этот самый богатырь. Заявляется к нему, приходит в его лицо и говорит: «Здравствуй, господин богатырь!» — Откуль ты, какой есть?» — «Я к твоей милости: не дашь ли ты мне силы?» — «С какой я тебе напасти дам? Я тебя сроду еще не видал!» — «Не для-ради меня дай силы, а для-ради коня-веща!» — «А что ты — конь-веща? Али ты жив? Явись в мое лицо, поговори со мной!» — Конь подскакал и говорит: «Здравствуешь, мой старый хозяин!» — «Здравствуй, конь-веща! Где ты столь долгое время проживаешь?» — «Я проживался у такого Чудовища, какого теперь едем победить; твоего сына (он) победил, у Вани силы не больше, чем у твоего сына: он его порешит, если ты силы не прибавишь ему!» — «Спасибо, — сказал богатырь, — что ты мне сказал: сына моего победил… Дам ему силы!» — Нацедил из своих ребер бутылку крови, подает ему и говорит: «Если чуешь в себе силы много, оставь и мне, не все пей!» — Ваня выпил эту бутылку и почуял в себе силу непомерную. (Нисколь богатырю не оставил.)

Приезжает — Чудовище-то уже близ Марфы-царевны, к камышевому балагану приближается. Приостановил богатыря: «Стой, Чудовище! Не в свое место едешь ты!» — «Убил ты моих трех братов — я посильнее их втрое!» — «Видишь ты зелен виноград и не знаешь ты, как его еще убрать! В поле съезжаются, родом не считаются — давай побратуемся!» — Разъехались они с ним на три версты. Полыснули один другого — оба по 12 часов мертвые лежали, без чувствия. (А Марфа-царевна сидела — плакала.) Незнайко наперед его встал и сдумал: у меня еще есть оборона — перстень и перчатка. Подошел к Чудовищу, перстень и перчатку наложил — его на три части розорвало.

Подъезжал к Марфе-царевне. — «Видела, какое побоище? Теперь ты можешь мною похвастаться дома. За свояков я заступился, а то бы всю силу они загубили и сами бы не живы были; на что бычишко семигодовалый, и того не могли заколоть они! Теперь я приду домой — ты мне водки ведер семь закати, когда я пущу коня в луга». — Ваня подъезжает к царскому двору, скричал очень громко: «Я Чудовище кончил, за Незнайку заступился!» Свояки признают его и говорят: «Этот богатырь и за нас заступился». Марфу-царевну встречают с веселым со звоном. Ваня пустил коня своего в заповедные луга, а сам надел требушиную шапку и идет в царский дом. Марфа-царевна встретила его и закатила ему ведер семь водки.

Царь распорядился завести пир на весь мир — что его дочери остались дома. Съехались народу много — князьев, и бояр, и православного народу. Напились все; захвалились эти свояки: «Мы своих жен не отпустили, сами убили богатырей!» — Марфа-царевна не выдержала и сказала: «Нет, кабы мой муж не помог вам, вам бы не убить! На что бычишко семигодовалый — и того не могли заколоть!» — «Что ты нас конфузишь?» — «Мне муж сказал; у него есть от вас по взятке — по пряжке из ж…ы да по ремню из спины!» — «Давай веди его к нам, мы с ним поговорим!» — Марфа-царевна приходит: «Незнаюшка, я тобой похвасталась». — «Вовремя похвасталась! Тащи мне четверть водки — мне повеселее с ними поговорить!» — Снимает с себя требушиную шапку и сбросил себе с руки кишки — волосики оказались в чистом золоте, а по локоть руки в серебре. Приходит: «Здравствуйте, тятенька и маменька! И вы, своячки, здравствуйте!» (У него и язык появился!) — «Почему хвастается твоя жена, что ты взятки взял?» — «Да, взял! Вот у меня ремни из ваших спин и пряжки! Видели: на голове требушиная шапка? Это из вашего быка; я вам пособлял!» — «Не ложно ли вы показываете? Вы бы приехали на коне, тогда бы мы поверили!» — «Да вот через минуту на коне приеду!» — Пошел в заповедные луга, свистнул по-молодецки, гаркнул по-богатырски; конь его богатырский бежит — земля дрожит. — «Съездим! Только одна проформа!» В лево ушко залез, в правое вылез — и здрел бы, глядел, с очей не слушал экого молодца! Накладывает на него уздечку, 12 подпруг шелковых: шелк не рвется, булат не трется, серебро не ржавеет. Садился на коня, бил его по бедрам; конь его рассержается, по сырой земле расстилается; три скока скакнул — у царского дворца стал.

Подъезжает к царскому дворцу, скричал своих своячков: «Ну, своячки, как желаете — так братоваться или по-мужицки, пешком?» — Выходила вся свита, и дивились свояки, что, верно, он. — «Что мы будем с ним делать?» — Он слез с коня. — «Ну-ка, господа, вас двое, я один: давай, беритесь, берите меня!» — Они взяли его двое; он над ними подсмехался, все стоял. — «Что, братцы, разе так борются богатыри?» — И он их взял в охапку и резнул их; они не меньше 12-ти часов мертвыми лежали; откачивали их. — «Свой чин, — говорит, — пожалел, а то бы кишки из вас вылетели!»

Царь приказал считать его за старшего зятя и слушаться его.

39(10). ПЁТРА-КОРОЛЕВИЧ

Рассказал А. Д. Ломтев