Великосветский прием

– Как здоровье вашей дочери? – поинтересовалась Александра, когда Андре провожал ее до дверей.

– Все обошлось. Через пару недель обещают снять с ноги гипс.

– Ну и хорошо. Она получила мою кассету?

– А как же! Вот радости-то было! Слушает теперь день и ночь. Она говорит, «Ласковая женщина» – ее любимая песня, хотя и «Женщина простит» – бесподобная мелодия. Моя дочка тоже хочет сочинять музыку.

– Передайте ей, что для этого надо быть невероятно упорной, сказочно везучей и немножко сумасшедшей, – Александра помахала ему на прощание и скрылась за дверью. Андре смотрел ей вслед.

Александра поздоровалась с дежурным службы безопасности и прошла через грандиозный вестибюль к скоростному лифту. Здание проектировал ученик великого Мис ван дер Роэ. Если не считать великолепных композиций из цветов и зелени на одной из стен, облицованной черным каррарским мрамором, вестибюль поражал намеренным отсутствием каких бы то ни было украшений.

Александра вызвала лифт и мельком взглянула на свое отражение в стальных створках двери. Белый полотняный костюм от Ферре и мягкие туфли из крокодиловой кожи отличались неброской элегантностью. Никаких драгоценностей, только пара жемчужин в ушах и золотые часы «Картье».

Нетерпеливо притопывая ногой, она напомнила себе позвонить Долли Ратледж, консультанту по организации приемов. К сожалению, декоратор-флорист, с которым Александра успела побеседовать, начисто лишен воображения. Надо подыскать более творческого специалиста. Впрочем, это мелочи. Сейчас на нее обрушилось столько дел, что даже работу над новой песней придется отложить до осени.

Она ступила в лифт, а следом за ней вошел посыльный. Александра про себя отметила, что ему полагается пользоваться другим лифтом. Она нажала кнопку пятьдесят девятого этажа и прислонилась спиной к задней стенке, доставая из кейса сегодняшний номер «Чикаго трибюн».

Лифт мягко взмыл вверх. Она открыла рубрику «Стиль». Опять заметка о предстоящем приеме. На сей раз газета информировала читателей о «благородном бостонском происхождении» Александры, упоминала три ее платиновых и два золотых диска и рассказывала о сотрудничестве с фирмой звукозаписи «Ариста рекордc». Далее журналистка Дана Чен высказывала предположение, что Александра наденет колье «Фитцджеральд-фифти», подаренное мужем: «Сорок пять бриллиантов чистой воды по пять карат каждый, пять редчайших розовых бриллиантов по десять карат, а также более сотни камней меньшего размера делают это колье одним из самых дорогостоящих ювелирных изделий в мире».

Ее колье. Символ былого семейного счастья. Знак любви, которая незаметно ускользала из ее жизни.

Ричард преподнес ей этот подарок шесть лет назад, после рождения их первенца. Она никогда не видела украшений такой ослепительной красоты; у нее тогда перехватило дыхание – и от игры камней, и от переполнявшей душу любви.

Ее чувства передались Ричарду. «Целая ювелирная мастерская в Париже работала день и ночь, – произнес он срывающимся от волнения голосом. – Я не умею говорить красивые слова... пусть каждый из этих бриллиантов будет как признание в любви. Как мой поцелуй...»

В те минуты, вспоминала Александра с грустью, Ричард не стеснялся казаться романтиком, и она отвечала ему со всей нежностью, на какую была способна.

А потом в их отношения вторглась обыденность. Не сразу, шаг за шагом. Все чаще их разлучали какие-то встречи, телефонные переговоры, деловые поездки в Европу, Южную Америку, Японию. Сделки с недвижимостью, новые приобретения, слияние концернов, увеличение доли в прибылях, вытеснение конкурентов.

Несколько раз у них заходил разговор о семейной жизни, но Роберт не разделял ее беспокойства.

Лифт резко остановился.

– Что такое?.. – опешила Александра.

Рассыльный вместо ответа разорвал оберточную бумагу, под которой оказался портативный телевизор с закрепленным сверху видеомагнитофоном.

Он нажал какую-то кнопку, и кабина лифта наполнилась голосами. Передавали рекламу томатного соуса: семья собралась в кухне, женское лицо улыбалось прямо в камеру.

– Очень мило, – выговорила Александра, стараясь ничем не выдать испуг, – но я бы хотела доехать до своего этажа и выйти.

Человек нажал другую кнопку.

Почти сразу на экране возникло изображение, от которого у Александры замерло сердце.

Она увидела игровую комнату своих детей. Камера поймала в кадр всех троих: они устроились на ковре возле кукольного домика и ничего вокруг не замечали. Трип, миловидный шестилетний мальчуган с таким же сосредоточенным взглядом, как у отца, уселся по-турецки перед большой коробкой и вытаскивал из нее игрушечную мебель. Пятилетний Эндрю, всегда застенчивый и неразлучный со старшим братом, лежа на животе, пытался забраться в кукольный домик. Стефани, которой исполнилось три года, сидела подле них на корточках, как веселый лягушонок.