Спорить и доказывать что-то было бесполезно. Но и смириться с творимым злом Шумилов не мог. Он должен был найти выход и не допустить претворения в жизнь преступного замысла.
17
Досудебное расследование было закончено, обвинительный акт утвержден прокурором окружного суда, обвиняемая и ее адвокат получили дело в свое распоряжение, для ознакомления с ним в полном объеме. Дело шло в окружной суд. Рассмотрение назначили на ноябрь.
В обвинительном заключении в число изобличающих обвиняемую улик и достоверных свидетельских показаний вошли:
1. Склянка из-под микстуры, в которой находился раствор морфия, употребленный Николаем Прознанским вечером 17 апреля 1878 г.
2. Записки покойного, содержавшие указания на глубокую его увлеченность своей знакомой — «девицей П.» (фамилию барышни было решено официально предложить суду не разглашать в ходе процесса).
3. Показания отца и матери покойного в той их части, где содержались указания на заметное влияние гувернантки на сына с пятнадцати лет и борьбу родителей с этим нездоровым влиянием.
4. Показания Яковлевой и Радионовой в той их части, где свидетельствовалось о наличии следов «полового сближения» с гувернанткой на одной из ночных рубашек Николая Прознанского.
Следствие считало доказанным, что Жюжеван убила молодого человека из чувства ревности, заметив неотвратимое падение интереса с его стороны к ее персоне. С этой целью, по мнению обвинения, Жюжеван похитила морфий, полученный Николаем из экстракта опийного мака во время его химических экспериментов на даче летом 1877 года. Обвиняемая не уничтожила смертельный раствор как в силу беспечности, поскольку не предполагала возникновения подозрений на отравление, так и в силу того обстоятельства, что пузырек с ядом на следующий день мать покойного забрала в свою комнату, где он стал недосягаем для преступницы.
Поддерживать обвинение в суде должен был Вадим Данилович Шидловский, помощник прокурора окружного суда. Защиту Жюжеван принял на себя Константин Федорович Хартулари, тридцатисемилетний присяжный поверенный. Алексею Ивановичу Шумилову в планах Шидловского отводилась сугубо техническая роль — он должен был следить за явкой свидетелей в суд.
Шумилов обдумывал способ, как помочь француженке. Он видел, что часть показаний свидетелей, идущая вразрез с официальной версией, обвинительным заключением игнорировалась. Очевидно, это должен был заметить и адвокат. Задача последнего заключалась как раз в том, чтобы отыскать этих свидетелей и убедиться, что они могут выступить в суде. Теоретически, если защитник сможет задать свидетелям правильные вопросы и получит на них надлежащие ответы, то можно рассчитывать на то, что ни одно свидетельство в пользу обвиняемой не окажется утаенным от присяжных. Но на практике не все оказывалось так просто.
Сильнейшим свидетелем защиты мог стать доктор Николаевский. Рассказ последнего о заболевании Николая Прознанского выбил бы у обвинения почву из-под ног. Но кто мог гарантировать, что Николаевский проявит твердость и будет под присягой откровенен? Он мог и солгать. Стороны уголовного процесса не имели права выражать недоверие своим свидетелям. Если бы Николаевский стал врать, то Хартулари пришлось бы промолчать и сделать вид, что он слышит именно то, что рассчитывал услышать. И это означало бы провал защиты.
Был способ принудить Николаевского сказать правду. Дать понять, что защите известны те грубые нарушения процедур патологоанатомического и судебно-химического исследований, которые были допущены по вине доктора. Разумеется, не обвинять в этом доктора, но намекнуть, что наказание за подобные нарушения вполне возможно.