Великосветский свидетель

— Боюсь, это преждевременное суждение, Вадим Данилович.

— Да, я тоже боюсь. Я ничего не утверждаю пока, просто рассуждаю на заданную тему.

Шумилов рассказал помощнику окружного прокурора о разговоре со швейцаром Сабанеевым. Это событие повернуло беседу в новое русло.

— Если сотрудники Третьего отделения охраняют дом и придомовую территорию, то мы можем быть уверены, что бесконтрольное проникновение случайного человека в квартиру Прознанских маловероятно, почти невозможно, — заключил Шидловский. — Вы хорошо знаете, что целая категория преступников орудует в богатых домах под видом прислуги гостей, посещающих жильцов. Я уже не говорю о комнатных ворах, которые являются под видом посыльных. Мы опять приходим к тому, что заключили ранее: отравление Николая Прознанского — дело рук близкого к семье лица, того, кто имел вполне благовидный повод для посещения больного.

Помощник окружного прокурора примолк на некоторое время, затем продолжил:

— Алексей Иванович, порасспросите-ка приятелей покойного о его жизни, особо обращайте внимание на все, что касается пресловутой радикальной организации. Кстати, я был в канцелярии градоначальника, привез анонимку. В ней речь идет о том, что неизвестная группа «нигилистически настроенных молодых людей» с непонятной пока целью экспериментирует с ядами и предпринимает попытки их производства. Теперь оказывается, что у Прознанских действительно дом полон ядами, а покойный Николай сумел получить кристаллический морфий. Кроме того, исследовал мышьяк. А на очереди был, похоже, калий циан. Чем черт не шутит…

Вадим Данилович извлек из жилетного кармана часы на массивной цепочке. Щелкнула крышка, раздался мелодичный звон крошечного механизма.

— Ну, вот, и домой пора. Приходите, Алексей Иванович, поработать завтра, — со стороны начальника это уже была шутка.

Впрочем, по мнению Шумилова, рабочий день еще не кончился. Он уже знал, что Владимир Соловко, друг покойного Николая Прознанского, и ротмистр Бергер, адъютант отца, живут неподалеку от него, на Малой Морской. К ним вполне можно заглянуть по пути домой. Задача облегчалась еще и тем, что Бергер и Соловко были соседями, их дома располагались буквально в квартале друг от друга. Даже если одного из них не оказалось бы дома, велик был шанс поговорить со вторым. «Начну с Соловко», — решил Алексей Иванович. Очевидно было, что студент-первокурсник окажется более «легким» свидетелем, чем ротмистр жандармской службы.

Удача сопутствовала Шумилову: Владимир Соловко оказался дома. Важный камердинер проводил Алексея Ивановича в роскошный то ли кабинет, то ли будуар с массивным письменным столом, книжными шкафами по стенам, бронзовыми канделябрами в двадцать свечей. Толстый персидский ковер на полу, портрет генерала в мундире николаевской эпохи над камином («Папа или дедушка?» — механически подумал Шумилов) дополняли обстановку. Впечатление банкирской солидности несколько портили широкая оттоманка в углу комнаты и стоявшие подле нее шеренгой разномастные кальяны.

Встретивший Шумилова молодой человек вальяжно предложил сигары, коньяк. Несмотря на антураж изысканности и бьющей в глаза роскоши, у Шумилова возникло странное ощущение искусственности происходящего. Облик Владимира Соловко несколько не вязался с интерьером.

Молодой человек был безукоризненно одет и смотрелся франтом, костюм от дорогого портного ему весьма шел, а белый атласный галстук был безупречно отглажен и повязан со всевозможной тщательностью, но… Владимир был слишком молод, слишком тонок в талии, слишком порывист и слишком, напоказ, богат. В этом чувствовался некий дурной тон. «Верно, недавно получил в наследство и кабинет, и состояние. Книжные стеллажи ему не нужны, а вот оттоманку с кальянами приказал перенести в кабинет немедля», — подумал Шумилов.

— Владимир, э-э…

— Павлович, — подсказал Соловко.

— Владимир Павлович, расскажите, что за человек был Николай Прознанский?

Наступила небольшая пауза, Владимир набивал табаком трубку.

— Обыкновенный человек, — наконец веско изрек он. — Мы были знакомы еще с гимназии. С ним бывало забавно. Он, знаете ли, из числа книжных людей — все читал, изучал что-то, а как до дела коснись — ан и слабак.

— Что вы имеете в виду? До какого дела?

— Ну, в университете он молодец, экзамен там сдать, стихотворение в альбом написать… О литературе, опять же, любил порассуждать. Такие мысли иной раз завернет, думаешь: и как только в голове могло оформиться? А элементарные житейские проблемы ставили его в тупик.

— Например?

— Например, как-то вышло у нас пари по поводу зубровки: можно ли выпить штоф в один присест. Ну, я велел позвать первого попавшегося мужика с улицы, говорю ему: выпьешь залпом — получишь 10 рублей. Ну, он и выпил, конечно. А Николай свои полсотни проспорил. Вот я и сказал тогда Николя: «Не знаешь русского народа — не держи пари!»

— Любезнейший Владимир Павлович, — Шумилов заметил, что слух Соловко ласкали его имя и отчество, — а как у Николая обстояли дела с женщинами?